Они лениво беседовали о каких-то безразличных вещах. И вдруг, после одной из пауз, более длительной, чем остальные, рыбак спросил:
— Знаешь ты какого-нибудь адвоката?
Наверняка повздорил с соседом, подумал Хайн Зоммерванд и все-таки сказал с любопытством:
— Это зависит от того, какое у тебя дело.
Рыбак сделал знак хозяину, который вновь наполнил стаканы горячей водой. Ром они налили сами из бутылки, стоявшей на столе, и Христенсен повел рассказ о рыбаках с Вюста и о летчике, который однажды свалился к ним с неба. Из его слов Хайн узнал майора Йоста и тут же вспомнил, когда он слышал разговор об острове и с чем это было связано. Остров Вюст должен стать военным укреплением!
Хайн снял локти со стола и придвинулся поближе к Христенсену; тот рассказывал о письме и о том, как их обманул чиновник. Когда старик, весь дрожа от ярости, пересказывал свой разговор с молодым человеком в приемной ландрата, Хайн Зоммерванд осторожно поглядывал вокруг. Он хотел напомнить старику, чтобы тот говорил потише, но Христенсен уже завершил свой рассказ.
Он выжидательно уставился на Хайна, но тот только покачал головой.
— Для такого дела тебе адвоката не найти.
Рыбак стоял на том, что они должны судиться. А как же иначе?
— Да тут уж ничего не попишешь! Никто даже и не возьмется за такой процесс! — Хайн говорил как всегда уверенно и язвительно.
Такая самоуверенность не понравилась Фридриху Христенсену. И это придало ему мужества. Если нельзя подать жалобу, значит, все равно уже нечего терять. Этот парень, видать, просто всезнайка и бездельник, который своим умничаньем только портит все дело. Христенсен встал из-за стола. Но тут Хайн схватил его за руку.
— Ты мне не веришь? Ладно, я тебе назову не одного, а трех адвокатов. Пойди и посмотри, что у тебя получится. А я подожду тебя здесь.
Фридрих Христенсен ушел, а хозяин с сонным лицом налил Хайну Зоммерванду третий стакан грога. Вот уже больше месяца, как Хайн стал здесь завсегдатаем.
Подозрение с него все еще не было снято. А потому жизнь казалась ему убогой и бессмысленной. Правда, он еще раз встречался с Георгом, на том же месте, в лесу. «Тебе придется еще подождать», — вот все, что он от него услышал. В ответ на его умоляющий взгляд Георг неопределенно пожал плечами. Хайн вновь заговорил о верфях, он был уверен, там можно «кое-что сделать». Недовольных очень много.
Георг внимательно его выслушал, но все-таки, как и в прошлый раз, отклонил его предложение: «У нас уже есть на верфях свои люди». Хайн Зоммерванд остался в полном, беспросветном отчаянии, плача от ярости.
С того дня он начал пить, но это ему не помогало. Не то чтобы он напивался, нет, он и после семи стаканов грога мог дойти до дома, ступая твердо, словно он трезв как стеклышко. По нему ничего нельзя было заметить. Только внутри он ощущал страшную горечь, и она причиняла ему боль, точно глубокая незаживающая рана. Его переполняли гнев и волнение, ненависть и ядовитый сарказм. И с каждым стаканом — он чувствовал — все это только обострялось. Иногда, по утрам, разбуженный после короткого сна звоном будильника, он неохотно поднимался, отвратительный самому себе. Любая добрая мысль умирала в нем. На свете не было ничего достойного любви. Ничто не радовало его. И все время он жаждал повода, чтобы дать волю своему гневу. Прочтя как-то в газете о казни одного из бывших своих товарищей, он только выругался. Они все делают без меня. Они украли у меня мою жизнь, они умирают моей смертью.
Ему пришлось ждать два часа, попивая грог и ругаясь про себя, прежде чем рыбак появился вновь, усталый и постаревший, как будто прошли не часы, а годы. Он повалился на скамейку напротив Хайна и сидел так, повесив голову.
— Что-то они мне скажут, когда я вернусь с такими вестями? — жалобно проговорил Христенсен.
— С адвокатами, значит, ничего не вышло? — спросил Хайн, кривя рот и потирая руки.
— Радуйся, радуйся сколько влезет, твоя взяла! — напустился на него рыбак. Он не мог сидеть спокойно, и под ногами у него скрипел белый песок.
— И как такое может быть?! — с болью и недоумением воскликнул он, глядя на Хайна своими зелеными глазами. — У них есть закон, который объявляет неправыми наши права, а несправедливость объявляет справедливостью. Они мне показали этот закон, со всеми его параграфами. Как будто специально для нас выдуман. Нет, не для нас, а против нас! — Голос его стал громким от возмущения.
— Пошли отсюда! — прикрикнул на него Хайн, так как на них уже стали обращать внимание.