А может, лучше всего, думает она наконец, мне написать ему письмо и в этом письме сказать обо всем — о моей любви к нему, о том, как я жажду иметь ребенка, о том, что у меня было с Бертрамом, и о том, что все это для меня ничего не значит, ровным счетом ничего, вот только от ребенка я не могу отказаться.
И тут же, в неубранной спальне она взялась за письмо.
Это было не просто. Она уже исписала один лист своим мелким беспокойным почерком, но еще ничего не сказала, ни слова о том, о чем следовало сказать.
Она как раз начала новый лист, когда внизу раздался звонок. И почти сразу услыхала на лестнице голос Эрики. Едва Марианна успела, сама не зная почему, поспешно сунуть письмо в ящик своего маленького письменного стола, как подруга уже появилась в дверях.
— У тебя завелись секреты? От меня? — со смехом воскликнула Эрика, чтобы преодолеть собственное смущение. — Неужто я наконец тебя застукала? Такую непорочную! Кому это ты пишешь? Неужто любовнику? Марианна!
Она подбежала к Марианне.
— Не понимаю, куда ты подевалась? — словно защищаясь, закричала Марианна. — Мне столько нужно тебе рассказать!
— Потом, потом! — перебила ее Эрика. — А теперь признавайся, признавайся, кому это ты пишешь? Кто он? Кого ты любишь? Говори!
Она обеими руками обхватила голову Марианны. Ее раскосые темные глаза с нездоровым любопытством заглядывали в глаза подруги. Действительно, Марианна попалась. Она нетерпеливо стряхнула с себя узкие костлявые руки Эрики.
— А ведь ты покраснела, Марианна! — настаивала Эрика.
Тогда Марианна открыла ящик.
— На вот! Читай! — проговорила она и, поборов свою злость, вытащила письмо.
— Ах, это к Йосту! — Эрика разочарованно прочла обращение, но, все еще не веря, продолжала стоять на своем: — Тогда почему же ты так испуганно прячешь письмо к собственному мужу? У тебя завелись секреты, ты же не умеешь врать!
Да, подумала Марианна, у меня завелись секреты, я забеременела. Она засмеялась, и смех ее звучал так уверенно и гордо, что Эрика лишь удивленно покачала головой с коротко стриженными черными волосами. И не дала Марианне слова сказать.
— Ты для меня загадка и всегда будешь загадкой, такая чистая, непорочная! Что ж, мне всегда рядом с тобой чувствовать себя так, словно я вывалялась в грязи? Ты спросила, куда я подевалась? Я ездила в Берлин, навестить папу.
Граф Шверин занимал должность в министерстве иностранных дел, и это сулило ему — впрочем, уже давно — весьма ответственный пост.
— Ну, и как съездила? — спросила Марианна и подумала: какое мне дело до твоего отца? У меня будет ребенок.
— Ах, ты же знаешь, как это бывает, я его почти и не видела. Но он через несколько дней приедет. Я уговорила его после маневров дать бал в честь авиаполка. Из-за этого я и пришла.
Она плюхнулась на кровать Марианны и пригладила волосы своими длинными тонкими пальцами.
— Эрика, — начала Марианна.
— Я устала и умираю от жажды, — вздохнула Эрика.
— Хочешь чего-нибудь выпить? — с нежностью спросила Марианна. Она все-таки была рада приходу подруги.
— Нет, нет, не в этом дело. — Эрика засмеялась. — Я устала от людей и людей же жажду. — Это прозвучало искренне и печально.
Марианна подсела к ней и просунула руку ей под голову.
— Какая ты добрая и чистая, — прошептала Эрика.
— Не говори так! — взмолилась Марианна. — Я такого натворила, что…
— Ты? — свысока спросила Эрика. — Впрочем, это безразлично. Так или иначе. Какой смысл все это имеет? Есть ли хоть где-то что-то, что умиротворяет тебя, приносит удовлетворение, радость? А я вот ничего для себя не могу придумать. Ах, все так плоско, пресно, пусто!
Марианна взволновалась.
— Что это с тобой в самом деле? — сочувственно спросила она, ибо для нее, Марианны, все, что она ощущала сейчас, было совсем не пресно и не плоско. Ее жизнь имела смысл. У нее теперь было нечто, приносящее ей радость, если не умиротворение. Она склонилась над узким скуластым лицом Эрики.
Эрика, глядя на нее горящими глазами, продолжала говорить:
— Сегодня утром я встретила майоршу Шрайфогель. Разряженная, как кухарка в воскресенье. Ее старшему сыну предстоят выпускные экзамены, а он не желает учиться. Вероятно, такой же дурак, как его папаша. Потом она немножко посплетничала: эта Альмут Зибенрот недавно ездила на субботу и воскресенье в Штеттин с одним учителем гимназии. А потом майорша заявила, что намерена женить Бауридля и этого вашего старого холостяка, Хартенека. Вот видишь, Марианна, мы смеемся над ней. А какие у нас на то основания? Не так уж мы от нее отличаемся, во всяком случае, мы ничем не лучше. Мы с ней одного калибра. Сейчас вот появился один, пишет мне стихи. Может, они даже не так уж плохи. Но думаешь, меня это радует?