Книготорговец чуть ли не рассердился на столь скорый успех своего экспоната. Но все-таки снял пейзаж с витрины, чтобы еще раз показать его Марианне. Он даже открыл дверь магазина — пусть будет посветлее. Наконец он смущенно признался, что сам написал картину. Безыскусная похвала Марианны порадовала его, а она, преисполнившись важности, сообщила:
— Я раньше тоже писала пейзажи.
Несомненно, восторженный взгляд молодого человека пробудил в ней уверенность в себе, которой она давно уже не ощущала. А что, если ей опять попробовать взяться за кисть? Что же это такое, думала Марианна, прошлое опять оживает во мне?
— А может быть, — робко начал молодой человек, — у вас есть что-нибудь, что можно выставить здесь? Духовная жизнь в нашем городке так скудна, верно? И некоторое оживление, я уверен, многим пришлось бы по душе.
Нет, над этим предложением Марианна могла только посмеяться.
— Но почему, почему вы отказываетесь? — внезапно набравшись храбрости, воскликнул молодой человек. А вдруг ему удастся открыть похороненный талант, пробудить к творчеству дремлющие силы! — Конечно же, — продолжал он с истинно немецкой решительностью, — нельзя вдруг стать художником. Это или есть в человеке, или нет. Но если есть, то уж на всю жизнь.
Тут на картину упала тень, набежала она и на лицо молодого человека, так как вошедший в этот момент покупатель помешал ему. Марианна тоже сердито оглянулась и вдруг воскликнула:
— Как же я тебя искала!
Она раскрыла объятия Хайну Зоммерванду и еще раз воскликнула:
— Как же я тебя искала!
В эту секунду на языке у нее вертелось, что при виде Хайна она наконец поняла, отчего ей неймется, что́ она ищет все эти дни. Как нежданно-негаданно набрела я на цель своих блужданий, неведомую мне цель, думала она в минутной экзальтации.
Она пристально смотрела ему в лицо. Он показался ей много старше, чем был на самом деле. Вокруг глаз множество мелких морщинок, и рот как-то сердито, недоверчиво кривится.
— Да, Марианна, здравствуй! — степенно произнес он и схватил ее руку.
Она не сводила с него глаз.
— Правда, я так часто думала о тебе в эти дни! — опять повторила она. И невольно повернулась на каблуках, так, как делала это молоденькой девчонкой.
Сбитый с толку и разочарованный продавец толокся возле них. Он записал себе адрес Марианны и строго покачал головой, когда Хайн спросил свой заказ.
— Эти книги я не могу вам продать, все они в черном списке.
Хайн и Марианна вместе вышли из лавки и в нерешительности остановились на улице.
— Как хорошо, что я тебя наконец встретила! — сказала Марианна. — Я знала, что ты здесь. Йост мне рассказал, что виделся с тобой.
— А ты совсем не изменилась, — удивился Хайн. — Ни чуточки. Выглядишь совсем как тогда.
«Тогда», что значило для Марианны это слово, какое богатство было в нем заключено, какие надежды, какие мечты, какое счастье!
— Ты находишь? — спросила она и кокетливо, но в то же время искренне заметила: — Но так ведь не должно быть, правда? Человек должен становиться старше, зрелее.
Начал накрапывать дождь, и Хайн сказал с внезапной досадой:
— Сколько можно так стоять? На что это похоже? Лучше нам распрощаться.
— Нет, нет, — поспешно возразила Марианна. — Хорошего же ты обо мне мнения! Давай немного погуляем вместе!
Но Хайн покачал головой.
— Да что это с тобой? — удивилась она и раскрыла зонтик. — Идет дождь, скоро совсем стемнеет, на улице ни души. Идет дождь, а мне надо с тобой поговорить. Ты мне действительно нужен, мудрый Хайн!
Они свернули в переулок. Его злило, что он вынужден подчиниться ей. Куда это может завести, думал он и, идя с ней бок о бок, почувствовал, что стал человеконенавистником. Со дня на день ждал он известий от Фридриха Христенсена. И если частенько он над собой издевался из-за дурацкой истории, в которую он вляпался, мысль о том, что это самый скорый и самый порядочный способ разом со всем покончить, вновь успокаивала его, приводя в настроение почти легкомысленное.
— А может ли так быть, — донесся до него вопрос Марианны, — что человек любит и сам об этом не знает?
Она перешагнула через большую лужу и прижалась к нему. Он ощутил на своей руке мягкую кожу ее перчатки.
— Это что еще за вопрос? — воскликнул он.
— Но ведь ты меня любил, Хайн?
И голос у нее тоже не изменился, решил Хайн. По-прежнему похож на птичий щебет.
Но она не ждала от него ответа.