Само собой разумеется, об инциденте никто ничего не рассказывал. Но каким-то образом, может, даже со слов самого графа, стало известно, что Бертрам, когда была затронута его честь, повел себя «невероятно порядочно». Он был теперь принят в круг людей, которые прежде сторонились его. Хааке частенько сажал его в свою машину, когда ездили на пикники. И со Штернекером он теперь проводил много времени. Все его привычки изменились. Он регулярно принимал участие в так называемых «крестовых походах» в Крестовый переулок. Правда, по большей части он там играл в карты. И пусть игра там велась небольшая, но для Бертрама эти убытки были весьма ощутимы; общение с более богатыми товарищами требовало от него расходов, которые он не мог себе позволять. И конечно же, он сразу увяз в долгах.
За всеми этими развлечениями Бертрам старался избегать Хартенека, который теперь частенько пребывал в мрачном настроении и — стоило ему вспылить — вел такие странные разговоры, что Бертраму делалось жутко. Да, его буквально мороз подирал но коже, когда Хартенек, держа очки в руках, моргая своими голыми веками, принимался горячо его убеждать. Он говорил о войне и клал руку на плечо Бертрама.
Йост был молчалив и холоден. С тех пор как Бертрам вернулся с Вюста с телом рыбака, Йост лишнего слова ему не сказал. Он и вообще стал очень замкнут. Непривычная печаль легла на его моложавое лицо, которое прояснялось, лишь когда Буян, пес покойного рыбака, лаем приветствовал его у въезда в гавань.
Фельдфебель хотел пристрелить собаку, чтобы из пушистой ржаво-коричневой шкуры сделать коврик перед кроватью, но Йост спас Буяна от этой участи. После долгого ухода собаку удалось вылечить.
Когда по утрам открытая машина Йоста на малой скорости въезжала в ворота, Буян, задрав кверху свой короткий влажный нос, вскакивал в машину, клал лапы Йосту на колени, лизал шершавую кожу его перчаток, а потом бегал с ним рядом по учебному плацу и по ангарам. Словно вымпелы, весело болтались его пушистые уши, когда он скакал впереди Йоста, и шелковистая шерсть золотом блестела на солнце. И все-таки Буяна в гавани не любили. Его появление всякий раз вызывало дурные предчувствия. Сердитые слова Хартенека: «Он принесет нам несчастье», — сделали свое дело. И технический персонал, и пилоты поглядывали на пса с суеверным страхом. Если Буян появлялся на плацу один, его старались исподтишка пнуть ногой или швырнуть в него камешек. Он стал злым и боязливым и подпускал к себе только Йоста и Хебештрайта.
Чтобы покончить с идиотскими суевериями, Йост стал брать его с собой в полеты. Он заказал для него специальный ремень, которым можно было пристегнуть Буяна к штурманскому сиденью. Когда он впервые поднялся с ним в воздух, все встревоженно смотрели ему вслед. Были убеждены, что ничем хорошим это не кончится. Но через час Йост благополучно вернулся. Однако суеверный страх перед псом остался.
Бертрам же просто ненавидел Буяна, напоминавшего ему историю с рыбаком и первую посадку на Вюсте утром после ночи напрасных ожиданий своей судьбы.
То ли Буян чувствовал отношение Бертрама, то ли помнил, что Бертрам разлучил его с хозяином, то ли просто собаку раздражали серебряные шнурки на плечах лейтенанта, но стоило Бертраму приблизиться, как Буян начинал рычать и готовиться к прыжку. И хотя Йост ему это запрещал, но иной раз и сам чуть ли не с удовольствием слышал собачье рычание.
XI
Погода испортилась, на много дней зарядили дожди, а вскоре ударил и первый мороз. Затянутое облаками небо нависало низко над морем, и во время зимних штормов казалось, что волны достают до серых облаков.
Йост стоял у окна и в сердитом согласии с унылой погодой кивал головой. Радости жизни, казалось, навсегда для него померкли. Он стал недоверчивым, ворчливым и желчным на службе, а дома раздражительным и враждебным с Марианной. Несколько раз он пытался сопротивляться потоку уныния, подхватившему его, но эти попытки ни к чему не приводили.
Оттопырив нижнюю губу, Йост хмуро смотрел на дождь. Он сумел постричься так, как хотел — виски и затылок почти наголо, — и теперь волосы казались седыми.
Полеты из-за погоды пришлось сократить, но он позаботился, чтобы никто не скучал, и заполнил время строевой подготовкой.
— Прообразом солдата был и остается пехотинец, — объяснял он своим командирам эскадрилий. — Дисциплина и полное повиновение в авиации еще нужнее, чем в других родах войск. Только строевая подготовка поддерживает настоящий порядок в части.