Беспокойство вызывало то, что Чухнину удалось разоружить ряд кораблей: ударники от орудий были сняты и увезены на берег.
Шмидт попросил лист бумаги и крупным, четким почерком написал в Совет депутатов Столицыну: «Товарищу председателю. Завтра утром с подъемом флага произведу салют и подниму флаг свободы. Прошу вас завладеть ночью ударниками и доставить их все на «Очаков» ко мне.
Товарищ Шмидт».
Как необыкновенно и торжественно это сочетание — «товарищ Шмидт»! Петр Петрович подумал и добавил: «Прошу вас прислать мне с катером оркестр теперь же, это необходимо мне. Если у вас кто-нибудь есть из депутатов эскадры, то передайте, что ночью надо запереть офицеров в каютах. П. Шмидт».
Оказалось, что перед уходом с «Очакова» офицеры распорядились выпустить жидкость из орудийных компрессоров. Да, они сделали все, чтобы оставить матросов беспомощными и безоружными. Шмидт приказал немедленно заполнить компрессоры. Мало того — приготовить снаряды и вынести их на палубу.
Вечером к борту крейсера подошел катер. Прибыли представители Совета депутатов. Среди них были Столицын, Константин Петров, Сиротенко. Начали вырабатывать, совместный, план действий. Силами дивизии решили захватить арсенал в порту. Там, кроме пулеметов и винтовок, хранились, вероятно, ударники, снятые с орудий «Потемкина» и других кораблей. Решено было также овладеть рядом мелких судов. Утром Шмидт должен поднять красный флаг на «Очакове» и присоединившихся судах, освободить заключенных на «Пруте» потемкинцев, овладеть эскадрой и объявить себя командующим флотом.
План начал осуществляться тотчас же. На суда отправились депутаты. Сиротенко — на контрминоносец «Свирепый». На некоторых кораблях обстановка так накалилась, что для взрыва достаточно было крохотной искры. На «Свирепом», минном крейсере «Гридень» и нескольких номерных миноносцах команды были почти единодушны. Немногих колеблющихся свезли на берег и заменили добровольцами из дивизии. Офицеров арестовали.
«Свирепый» развел пары, снялся с якоря и направился к выходу на рейд, чтобы стать близ «Очакова». Но когда он поровнялся с канонерской лодкой «Терец», ему в лоб ударил яркий луч боевого прожектора. С «Терца» раздалась команда: «На миноносце застопорить машину, буду стрелять». Со «Свирепого» ясно увидели, как на лодке зашевелилось 75-миллиметровое орудие.
Значит, не на всех кораблях матросы осмелели. Старшим офицером на «Терце» был Михаил Ставраки.
— Дорогу миноносцу — мину пущу! — крикнул Сиротенко, сжимая кулаки. Сиротенко не знал, есть ли на «Свирепом» мины, но угроза подействовала. Луч прожектора скользнул в сторону и погас. Миноносец вышел на рейд и стал на якоре за кормой «Очакова». Неподалеку стали три номерных миноносца.
Среди тревог этой ночи Шмидт вспомнил о сыне. Когда Петр Петрович уходил из дому, он второпях не подумал, что будет с Женей. Если Чухнин готовит расправу с восставшими матросами, он не оставит в покое и город. Тогда жандармы и казаки могут отомстить сыну за отца.
Шмидт попросил Частника послать матроса на Соборную и привести сына на «Очаков».
XIV. 15 ноября
Утро 15 ноября было полно такого солнечного сияния, такого ласкового тепла, какие бывают в осенние дни только, кажется, в Крыму. И проснувшиеся очаковцы радостно жмурились, глядя на чуть играющее море, на безмятежную синеву небес.
Около семи утра на горизонте появилось судно. Оно быстро приближалось. Вскоре определили: пароход. А что на пароходе? Может быть, войска, которые правительство пытается подтянуть к Севастополю?
Когда пароход «Пушкин» подошел ближе, намереваясь войти в порт, с палубы «Очакова», заполненной матросами, закричали:
— Полный назад! Назад!
Капитан «Пушкина» брезгливо поморщился: расшумелись матросики… Смутное время!.. И продолжал идти прежним курсом.
Но с «Очакова» снова донеслось:
— Полный назад, а то стрелять будем!
Капитан испуганно крикнул в ответ:
— Сию минуту… сию минуту…
С «Очакова» последовала команда:
— На якорь!
Вскоре к пароходу подошла шлюпка с пятью матросами, потом катер и баркас. Войск на пароходе не оказалось. Но из предосторожности Частник предложил пассажирам перейти на «Очаков».
С удивлением, смешанным со страхом, вступали пассажиры на палубу крейсера, чувствуя, что происходит что-то необыкновенное. Лица матросов, их взгляды и движения были радостны и тревожными.
Появился Шмидт.
— Товарищи! — негромко сказал он, и гул голосов мгновенно угас. — Мы восстали против несправедливости, против рабства. Начатое дело будем продолжать до конца. Чем умирать в Тихом океане, в войне с японцами, за интересы одного или нескольких грабителей, лучше отдать жизнь за свободу, за счастье всего народа. Согласны ли вы продолжать нашу справедливую борьбу, не сворачивая с пути?