— Дойдем… — выдохнул Гладков, и Шмидт почувствовал, что силы возвращаются к нему.
До миноносца было уже рукой подать, но и он был, видимо, поврежден снарядами.
Их заметили и помогли подняться на палубу. Шмидт дрожал от холода, и кто-то накинул на его голые плечи матросскую шинель.
Когда «Ростислав» и другие верные царю корабли открыли огонь, командир контрминоносца «Свирепый» Иван Сиротенко почувствовал, что его час настал. Глаза у него были широко раскрыты от боевого нетерпения.
— Огонь! — крикнул он.
Орудие контрминоносца дало несколько выстрелов по «Ростиславу». Но на каждый выстрел «Свирепого» приходилось сто выстрелов чухнинской эскадры.
Через несколько минут после начала стрельбы снаряд попал в машинное отделение «Свирепого». Машина остановилась. Осколки снарядов и пули градом стучали по бортам, палубе, надстройкам. Канонир, стоявший рядом с Сиротенко и Столицыным, был убит.
На палубе были разрушены почти все надстройки, а «Свирепый» продолжал стрелять, в красный флаг развевался над израненным кораблем.
Но вскоре разрушенная неоднократными попаданиями корма стала оседать в воду. Одни матросы начали бросаться за борт, другие пытались укрыться в носовом кубрике. Туда же Сиротенко втолкнул Столицына, хотел было войти сам, но, подумав секунду, выбежал на палубу и бросился в воду.
Наполовину затопленный, контрминоносец не двигался, орудия его смолкли, но каратели продолжали обстрел, не смея приблизиться к революционному знамени, которое, словно напоенное кровью, ярко алело в вечернем небе.
Целый час не прекращался обстрел. Пули стучали по броне кубрика и опустевшей палубе. Они сыпались на корабль до тех пор, пока какой-то матрос не пробрался к мачте и не спустил флаг, чтобы спасти оставшихся в живых беспомощных людей.
Только после этого к полузатонувшему миноносцу подошли шлюпки, сняли находившихся на нем раненых и доставили их на «Ростислав».
Когда Столицын, подталкиваемый сзади пинками, поднялся на палубу флагмана, там уже находилось несколько человек, подобранных в воде. Дрожа от холода, они лежали на палубе, но их заставили подняться и вместе с доставленными со «Свирепого» выстроили в ряд.
Принимать этот кровавый парад вышел известный на эскадре Феодосьев, хромой адмирал с окладистой седоватой бородой. Изрыгая ругательства, он топал ногами и яростно размахивал руками. Его гнев дошел до исступления, когда он увидел среди пленных человека в штатском пальто. Это был председатель Совета депутатов Столицын.
Человек в штатском — значит агитатор. Брызгая слюной, хромой адмирал закричал:
— Расстрелять его! Сию секунду расстрелять!
Столицын медленно снял с себя пальто, отдал его дрожащему от холода матросу и отошел в сторону.
Из команды «Ростислава» вышли шесть матросов с винтовками. Остановились. Стукнули прикладами о палубу. Столицын стоял молча, безразлично наблюдая за приготовлениями. Скорее бы все кончилось!
Это внешнее равнодушие неожиданно погасило ярость адмирала. Он ожидал испуга, слез, мольбы, хотел насладиться унижением врага. Но не дождался. И крикнул, как ужаленный:
— Отставить!
Офицер стал переписывать пленных. Он спросил Столицына:
— Вы революционер?
— Да, я социал-демократ.
Офицер поднял глаза и внимательно посмотрел на молодого человека, которого только что чуть было не расстреляли.
Положительно, этих людей трудно понять.
Миноносец № 270, на котором оказались Шмидт с сыном, сделал попытку подойти к берегу, но, подбитый снарядами с «Ростислава», вскоре остановился. Обстрел беспомощного корабли продолжался, и люди начали бросаться в воду. Тогда огонь был перенесен на плывущих.
Шмидт лежал в каюте почти без сознания. Тело его беспрерывно вздрагивало — Петр Петрович никак не мог согреться. Матросская шинель, которой его накрыли, была мокрая, и, по-видимому, раньше валялась в угле — по телу Шмидта потекли черные ручейки. Сын его тоже был в шинели, надетой на голое тело.
Вдруг раздался голос:
— Вставайте! Я пришел вызволить вас из беды.
Это был офицер с катера, высланного «Ростиславом», Шмидту помогли подняться и почти внесли на «Ростислав». На палубе флагмана на него с неистовей бранью налетел старший офицер лейтенант Карказ:
— А, вот он, «командующий флотом»! Ах ты, сволочь! Тащите его сюда, тащите, эту сволочь!
Шмидта несли на руках. Едва сознавая что происходит, ощущая острую боль в ноге, он понял только, что сыну здесь может угрожать опасность. С трудом поверившись, он слабо крикнул: