— Что ты себе позволяешь⁈ — тут же взвилась она, шагая вперед. — Срываешь жизненно необходимое лечение! Вмешиваешься в работу Мастера-целителя!
— Делаю свою работу — спасаю пациента, — спокойно ответил я, глядя прямо на Сердюкова. — И от этого вашего «жизненно необходимого лечения». Я уже начал терапию антибиотиками, и сейчас вводить ему иммуносупрессоры — это все равно что выстрелить в голову.
Наступила тишина. Сердюков растерянно переводил взгляд с меня на Борисову, потом на медсестру.
— Как… как назначил? — его лицо вытянулось. — Почему в системе нет никаких назначений? Я лично проверял карту пациента!
— Потому что у меня нет доступа к назначению протоколов пациентам вашего отделения, — я укоризненно посмотрел на него. — Вчерашнее назначение было внесено мной от руки во временный лист наблюдения, который находится у дежурной медсестры. Туда, куда вы даже не заглянули.
Его лицо побледнело. Он бросил взгляд на процедурный стол, где действительно лежал мой вчерашний листок.
— Старый дурак… — пробормотал он себе под нос, растерянно глядя на свои руки. — Надо же было проверить…
— Это все не имеет значения! — снова встряла Борисова, пытаясь перехватить инициативу. — Твой диагноз неверен! Анализы это опровергли! А я… я поставила верный! У пациента редкая форма системного васкулита — криоглобулинемический! И если мы немедленно не начнем терапию, он умрет!
— Косоглазая идиотка! — прошипел у меня в голове Фырк. — Она еще и выпендривается! Сама же все подстроила, а теперь из себя спасительницу строит! Двуногий, сотри ее в порошок! Я хочу видеть, как она будет плакать!
— Алина права, Илья, — Сердюков, кажется, немного пришел в себя. — Результаты анализов были однозначны.
— Тот анализ, который вы видели, был подделкой, — ровным тоном заявил я. — И я настоял на повторном исследовании. У пациента не васкулит. У него тяжелая диссеминированная инфекция. Возбудитель — Mycobacterium Marinum. В простонародье — «Аквариумная гранулема».
На лице Алины Борисовой мелькнул неподдельный страх, быстро сменившийся растерянностью. Она была похожа на хищницу, которая, загнав жертву в угол, вдруг обнаружила, что это не добыча, а ловушка. И капкан с оглушительным щелчком захлопнулся.
И что самое странное — я не почувствовал злорадства. Скорее, глухую, тянучую досаду. Я ведь давал ей шанс, предлагал стать командой, учиться вместе. Но зависть и страх потерять престижное место оказались сильнее. Она сама выбрала этот путь, а я лишь осветил его со всех сторон.
— Более того, — продолжил я, обращаясь уже к Сердюкову, голос которого я слышал, но лицо которого было скрыто за пеленой моего гнева, — я требую официального разбирательства. Кто-то подменил результаты моего анализа. Я лично нашел настоящий образец биоптата в мусорном баке лаборатории и успел отдать его на повторное исследование.
— Подменил⁈ — голос Сердюкова дрогнул, но тут же обрел стальную жесткость. В его холеных чертах проступила холодная ярость руководителя, в чьем вылизанном до блеска отделении произошло ЧП. — Разумовский, это неслыханное обвинение! Но посмотри на монитор! — он ткнул пальцем в экран. — Пациенту становится хуже!
Это был их последний, самый слабый аргумент.
— Ему становится хуже, потому что лечение начало работать, — спокойно ответил я. — Это классическая реакция Яриша-Герксгеймера. Массовая гибель бактерий вызвала выброс токсинов. Это лишь доказывает мою правоту. А окончательное подтверждение, — я взглянул на настенные часы, — будет готово в лаборатории с минуты на минуту.
Я развернулся и решительно направился к выходу.
— Куда ты⁈ — отчаянно выкрикнула Борисова. — Пациента нельзя оставлять!
Я остановился. Ее попытка прикрыться пациентом, выставить меня безответственным эгоистом, была такой жалкой. Не оборачиваясь, я бросил через плечо:
— Пациент уже получает всю необходимую помощь. А вот нам, — я все-таки обернулся и в упор посмотрел на них, — нужно подождать результатов. И кое-кому — начать подбирать слова для разговора со следователем.
Выйдя из палаты, я не стал их ждать и пошел по коридору, слыша за спиной торопливые шаги. Мы шли втроем в звенящей тишине. Я — впереди. За мной, стараясь сохранять невозмутимый вид, шел Сердюков, на ходу отдавая какие-то резкие распоряжения персоналу. И последней, на несколько шагов отстав, почти невидимой тенью плелась Борисова.
Когда мы зашли в его кабинет, она попыталась проскользнуть к выходу.