Она приоткрыла рот, явно собираясь отпустить какой-то язвительный комментарий, но я прошел мимо нее, даже не удостоив взглядом. Для меня ее сейчас просто не существовало.
Не было ни времени, ни желания тратить на нее свои ресурсы.
— Артем, выкладывай все, что есть, — я сел за свой компьютер и жестом указал ему на место рядом. — Открываем историю Кулагина. КТ, последние анализы, протокол анестезии — мне нужно видеть все.
Артем, кивнув, достал из своей папки толстую пачку распечаток и аккуратно разложил их веером на столе. Периферийным зрением я заметил, как «хомяки», привлеченные профессиональным любопытством, которое оказалось всех чувств на данный момент, начали медленно, почти незаметно, подтягиваться к нашему столу.
Делали они это как бы невзначай, делая вид, что просто идут за очередной папкой.
— Вот, смотри. Полный мониторинг всех витальных показателей, — Артем указал пальцем на длинный, расчерченный графиками лист. — Синим — давление, красным — пульс, зеленым — сатурация. Все в идеальном порядке, как по учебнику, до восьми часов тридцати двух минут. А потом, — он провел пальцем по листу, где синяя линия резко устремлялась вниз, — вот здесь. Обвал. Резкий, почти отвесный, и, на первый взгляд, совершенно беспричинный.
Я склонился над распечаткой, вглядываясь в цифры.
Артем был прав. Это не было похоже на стандартное осложнение. Давление не просто падало, оно рухнуло за полторы минуты, почти до нуля, и только его экстренные действия смогли вытащить пациента из этого пике.
Пульс, наоборот, взлетел до запредельных значений, пытаясь компенсировать падение.
— Что ты вводил ему непосредственно перед этим? — спросил я.
— Ничего, — Артем покачал головой и постучал пальцем по другой графе протокола. — Последний препарат был введен за десять минут до кризиса, стандартный миорелаксант. На него не могло быть такой отсроченной реакции. Я первым делом подумал на анафилактическую реакцию, — продолжил он, задумчиво изучая свой же протокол, — но клиника не та. Сыпи на коже не было, бронхоспазм я бы точно услышал. Да и, повторюсь, триггера не было, я ничего нового ему в тот момент не вводил.
— А скрытая аллергия на латекс? — я потер подбородок. — Иногда бывает. Хотя, перчатки самые стандартные, гипоаллергенные. Вряд ли.
— Может, это был острый инфаркт миокарда? — робко, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, подала голос Алина Борисова из-за соседнего стола.
Я, не говоря ни слова, развернул к ней монитор, на котором была открыта запись ЭКГ, снятая уже в реанимации.
— Синусовый ритм, ЧСС сто десять, правильный. Сегмент ST на изолинии, зубец T без малейшей патологии. Нет ни одного, даже самого косвенного признака ишемии. Исключено.
— Тромбоэмболия легочной артерии? — предположил Величко, который тоже подошел к нам и теперь с интересом заглядывал в бумаги.
— Сатурация кислорода не падала до самого конца, — отрезал я. — При массивной ТЭЛА она рухнула бы первой.
— Воздушная эмболия при повреждении крупной вены? — не сдавался он.
— Мы не вскрывали ни одной крупной вены до того, как начался этот кризис, — я методично, шаг за шагом, отсекал все тупиковые версии.
— Может… может, какой-то яд? — Семен явно уже хватался за самые экзотические соломинки. — Помните, был же случай с медсестрой в столице, которая…
— Кулагин поступил из дома, после полной предоперационной подготовки, — я отмел и эту детективную версию. — Все препараты, которые мы использовали, были стандартными, вскрывались при нас. Отравление исключено.
В ординаторской снова повисла тишина. Мы зашли в полный, абсолютный тупик.
— Ох, ну и тупые же вы все, двуногие! — Фырк, который с интересом наблюдал за нашим консилиумом, не выдержал и буквально запрыгнул на монитор. — Яд, аллергия, тромбоэмболия! Перебрали все диагнозы из своего дурацкого справочника! Да они хоть бы просто на цифры посмотрели внимательно, а не строили из себя гениев!
Что-то в словах Фырка щелкнуло у меня в голове.
К черту сложные теории. Иногда ответ лежит в самых простых, базовых данных, на которые в суматохе перестаешь обращать внимание. Я отбросил все гипотезы и снова взял в руки анестезиологический протокол Артема.
— Так, давайте еще раз. С самого начала. Хронологически, — я начал водить пальцем по строчкам, проговаривая все вслух. — Восемь часов ноль-ноль — начало операции, интубация, все стабильно. Восемь пятнадцать — вскрытие брюшной полости. Давление в норме, пульс тоже. Восемь тридцать две — я начинаю выделять язву в области головки поджелудочной железы…