И тут я увидел.
Одна-единственная, почти незаметная строчка, сделанная ассистентом, который автоматически снимал показания с лабораторного экспресс-анализатора.
— Стоп. Артем, глянь сюда. Быстро.
Он наклонился над протоколом, вглядываясь в цифры.
— Что там?
— Восемь тридцать две — я начинаю механический контакт с поджелудочной. А вот тут, — я ткнул пальцем в цифру, — восемь тридцать четыре. Результат планового экспресс-анализа. Уровень глюкозы в крови — одна целая две десятых миллимоля на литр!
Артем побледнел как полотно.
— Черт… Я… я видел эту цифру, — прошептал он. — Но я был уверен, что это глюкометр барахлит или лаборант ошибся! Времени не было перепроверять, у него уже давление летело в пропасть, я сразу рефлекторно влил ему глюкозу и дальше боролся с коллапсом…
— Это не ошибка аппарата, Артем. Это — почти гипогликемическая кома, — я откинулся на спинку стула. В голове, как вспышки, начали выстраиваться недостающие звенья цепочки. — Теперь думайте все. Что может дать такое резкое, почти мгновенное падение сахара в крови именно при физическом воздействии на поджелудочную железу?
Я медленно закрыл глаза. В голове, как вспышки молнии в грозу, начали выстраиваться недостающие звенья какой-то невероятной, безумной цепочки. Я отключился от внешнего мира, полностью погрузившись в анализ.
— Гипогликемия? — удивленно переспросил Артем. — Но откуда⁈ Он же не диабетик, сахара у него всегда были в норме!
— Может… может, это демпинг-синдром после старых операций на желудке⁈ — робко предположил Величко.
— У него не было операций, я историю заглянул! — тут же встрял Фролов. — Может, это… почечная недостаточность? Она тоже может сахар ронять!
— Анализы почек в норме, — отрезал Артем.
Они начали накидывать варианты, один абсурднее другого, но я их почти не слышал. Мой мозг работал на пределе, сопоставляя факты: резкое падение сахара… только при манипуляциях на поджелудочной… никак не связано с лекарствами… что, что, черт возьми, может дать такую реакцию⁈
В ординаторской повисла тишина. Все смотрели на меня, замершего с закрытыми глазами. Я чувствовал их взгляды, но не мог прервать этот лихорадочный мыслительный процесс.
Должен же быть ответ!
И тут у меня в голове раздался ехидный голос.
— Ну, двуногий, ты чего завис? — Фырк, которому, видимо, надоело это молчание, подпрыгнул у меня в мыслях. — С этой поджелудочной всегда так! Это же как наступить на очень злую, ядовитую лягушку! Из нее сразу все дерьмо и полезет!
Лягушка… Выброс… Точно!
Я резко открыл глаза.
— Инсулинома, — произнес я вслух. — Гормонально-активная опухоль из бета-клеток поджелудочной. Она сидела тихо, но когда я ее задел инструментами во время выделения язвы, она отреагировала — и выбросила в кровь убойную, абсолютно не контролируемую дозу инсулина. Отсюда и коллапс.
— Но… но причем здесь тогда его гигантская язва? — Артем явно пытался связать концы с концами.
— А вот теперь думаем дальше, — я снова склонился над столом. — Что может вызвать такую огромную, агрессивную, незаживающую язву, которая не поддается никакой консервативной терапии?
— Повышенная кислотность? — неуверенно предположил Величко.
— Точнее, постоянная, дикая гиперсекреция гормона гастрина. Которую дает… — я посмотрел на него, — гастринома. Еще одна опухоль, вероятнее всего, в той же поджелудочной.
Я обвел взглядом ошеломленную аудиторию: Величко, Фролова, пораженного Артема и даже Борисову, которая слушала наш разбор с нескрываемым интересом.
— Итак, коллеги. Инсулинома плюс гастринома. Что это нам дает?
В наступившей тишине раздался тихий, почти неуверенный голос.
— Синдром МЭН-1, — выдохнула Борисова, глядя куда-то в пустоту. — Множественная эндокринная неоплазия первого типа.
— Бинго, — я кивнул. — Генетическое, наследственное заболевание. Множественные гормон-продуцирующие опухоли в разных органах. Мы искали одну проблему — язву, а их там оказался целый смертельно опасный букет. И именно это чуть не убило его на столе.
— Ого! Значит, я был прав⁈ — удивленно и в то же время удовлетворенно прокомментировал у меня в голове Фырк. — Моя ядовитая лягушка все-таки оказалась к месту! Я, если честно, сам не понял, что именно сказал, но раз это помогло тебе разгадать головоломку, двуногий, — значит, я гений! Запиши себе где-нибудь: всегда слушать мудрого Фырка!
Дверь ординаторской с грохотом распахнулась. На пороге, усталый, злой, с красными от напряжения глазами, стоял Шаповалов.