— Девяносто на шестьдесят. Пульс сто двадцать, слабый.
Анизокория. Левый зрачок широкий, как пятирублевая монета, и абсолютно не реагирует на свет. Правый — сужен до точки. Классика. Признак дислокации, вклинения ствола мозга. Кровь давит на глазодвигательный нерв, парализуя его.
— Что там, двуногий⁈ Что ты увидел⁈ — встревоженно запищал Фырк, прыгая у меня на плече.
— Гематома. Массивная. Кровь давит на мозг, смещая его, — я приложил ладонь ко лбу Ашота, активируя Сонар.
Внутренняя картина подтвердила худшие опасения. Я видел это так же четко, как на МРТ — огромное, серповидное скопление крови, сдавливающее левое полушарие, смещающее срединные структуры мозга на сантиметр вправо.
— Мне нужна полная картина, — мысленно скомандовал я. — Фырк, ревизия, немедленно! Исключи разрыв селезенки, печени. Проверь почки на ушибы. И посчитай все сломанные ребра. Быстро!
Бурундук мгновенно исчез. Секунды тянулись, как часы. Я продолжал мониторить состояние Ашота.
— Плохо дело, двуногий… очень плохо, — раздался в голове взволнованный голос Фырка. Он говорил быстро, захлебываясь деталями, как будто читал страшный отчет. — Мозг… он как будто сдавлен тисками! Я вижу огромный темный сгусток между мозгом и его внешней оболочкой. Он расплющивает левое полушарие и сдвигает всю конструкцию влево! Я вижу, как ствол мозга буквально вклинивается в отверстие черепа!.
— Это острая субдуральная гематома со сдавлением и дислокацией ствола! — крикнул я медсестре, которая испуганно смотрела на меня. — Он умирает! В операционную, нейрохирургическую, срочно! Каждая секунда на счету!
Медсестра бросилась к телефону, вызывая операционную.
Я продолжал мониторить состояние Ашота.
Его дыхание стало прерывистым — несколько глубоких, судорожных вдохов, а затем — пауза, затишье. Дыхание Чейна-Стокса. Пульс, до этого частый, начал парадоксально замедляться.
Брадикардия. Мозг задыхался.
Классическая триада Кушинга. Высокое внутричерепное давление, нерегулярное дыхание, брадикардия. Еще немного, и наступит декомпенсация. Остановка дыхания. Смерть ствола. Конец.
— Три сломанных ребра справа, еще два слева, — торопливо докладывал Фырк. — Ушиб правой почки с небольшой гематомой. Селезенка вроде цела! Сотрясение мозга тяжелой степени!
— Его профессионально избивали, — пробормотал я, быстро ставя в вену на руке Ашота толстый периферический катетер. — Удары наносились методично, с расчетом на максимальный ущерб.
Я подключил капельницу, пустив раствор на полной скорости, чтобы хоть как-то поддержать падающее давление.
— Медсестра! — позвал я.
— Операционная не готова! — крикнула она от телефона. — Там экстренный аппендицит, будут свободны только через полчаса!
— У нас нет получаса! У нас есть от силы десять минут! — я повернулся к ней. — Тогда срочно в реанимацию! Вызывайте дежурного анестезиолога, готовьте интубационный набор и аппарат ИВЛ! И если вы еще не вызвали полицию — сделайте это немедленно. Это криминальная травма.
Пока санитары готовили каталку для транспортировки в реанимацию, мой мозг, освобожденный от необходимости ставить диагноз, лихорадочно пытался понять, что, черт возьми, произошло.
Ашот — мирный, добродушный торговец шаурмой.
Вечно улыбающийся, окруженный своей многочисленной семьей. У кого с ним могли быть такие конфликты, которые заканчиваются проломленным черепом? Конкуренты? Бред. За место у остановки так не бьют. Это не просто драка, это покушение на убийство.
Может, это связано с той квартирой? Я вспомнил, как помог ему снять жилье для родственников, приехавших из Армении. Но там же все прошло гладко. Хозяин получил свои деньги вперед, армяне тихо заселились…
— А может, кто-то из соседей просто недоволен армянами в доме? — предположил у меня в голове Фырк. — Знаешь, как у вас, двуногих, это бывает… не любят приезжих.
Мысль была неприятной, грязной, но, к сожалению, вполне возможной.
Медсестра, которая бегала к телефону, вернулась. По ее бледному, почти серому лицу я понял — новости плохие.
— Илья Григорьевич, все операционные заняты! Шаповалов и Некрасов на плановых. Нейрохирург, магистр Филатов, оперирует опухоль головного мозга, он освободится в лучшем случае часа через три-четыре. Из свободных хирургов в больнице сейчас только… только Целитель Крылов из Владимира.
— Вот дерьмо! — выругался у меня в голове Фырк. — Крылов? Да он же позер! Он скальпель от десертной ложки не отличит!
Три часа.