Аккуратно, но быстро я обеспечил доступ к кости черепа.
Теперь самое интересное.
Я взял в руки краниотом. Магически усиленная медицинская дрель. Обороты должны быть стабильнее, вибрация меньше. Неплохо.
— Включайте на среднюю мощность. Орошение!
Медсестра направила тонкую струю физраствора на место работы инструмента. Раздалось высокое, ровное жужжание, и краниотом коснулся кости, начав свою работу — не сверление, а скорее выпиливание аккуратного окна размером примерно шесть на восемь сантиметров, точно над проекцией гематомы.
— Аккуратнее, двуногий! — встревоженно предупредил Фырк. — Под этой твоей скорлупкой — мозг!
— Я в курсе, спасибо за ценное замечание.
Последний пропил. Я аккуратно, специальным элеватором, приподнял костный лоскут. Под ним показалась твердая мозговая оболочка. Она была напряжена, как барабан, и имела иссиня-черный, пугающий цвет от давления гигантской гематомы, распластавшейся под ней.
— Так, сейчас будет кульминация, — предупредил я бригаду. — Аспиратор наготове!
Я взял тонкий скальпель и сделал небольшой, точный надрез на напряженной оболочке…
Именно в этот момент дверь операционной с грохотом распахнулась так, что ударилась о стену.
— Разумовский! Что здесь, черт возьми, происходит⁈
Глава 4
Шаповалов.
Уже в маске и шапочке — видимо, бросил свою операцию, как только ему сообщили. Но кто?
Он окинул быстрым взглядом операционную: я со скальпелем над открытым черепом, мониторы с критическими показателями, бледный, как привидение, Крылов у стены. И похоже все понял.
— Халат! Перчатки! Живо! — рявкнул он на подбежавшую ассистентку.
— О, тяжелая артиллерия подоспела! — обрадовался у меня в голове Фырк. — Теперь точно справитесь!
Шаповалов, которого сестра на ходу облачала в стерильную одежду, быстро вымыл руки и встал напротив меня, с другой стороны операционного стола.
— Докладывай, что видишь, — его голос был абсолютно спокойным и деловым, без тени утренней язвительности. — И командуй. Я ассистирую.
Вот это поворот.
Шаповалов, заведующий отделением, Мастер-целитель, готов выполнять команды Подмастерья.
Значит, он в первую очередь — хирург, а потом уже — начальник.
— Субдуральная гематома, острый период, объем около ста миллилитров, — четко, как на докладе, сообщил я. — Выраженное сдавление левого полушария со смещением срединных структур. Сейчас вскрываю твердую мозговую оболочку и начинаю эвакуацию сгустков.
— Понял. Действуй.
Я расширил разрез.
Темная, густая венозная кровь, похожая на деготь, под давлением хлынула наружу.
— Аспиратор!
Я начал аккуратно, миллиметр за миллиметром, отсасывать сгустки, освобождая мозг.
Шаповалов умело, почти интуитивно, ассистировал — придерживал края раны, подавал влажные тупферы для остановки мелких капиллярных кровотечений. Мы работали молча, понимая друг друга без слов.
— Вижу источник, — сообщил я через несколько минут напряженной работы. — Разрыв одной из мостиковых вен. Сейчас буду коагулировать.
— Биполярный коагулятор наготове, — Шаповалов уже держал в руке нужный инструмент.
Несколько точных, выверенных движений — и кровоточащий сосуд был прижжен. Мозг, освобожденный от смертельного давления, начал медленно, плавно пульсировать в такт сердцу.
— Красота! — с неподдельным восхищением выдохнул Фырк. — Как по учебнику!
— Промываем, — скомандовал я. — Теплый физраствор, много.
Мы тщательно промыли субдуральное пространство, вымывая остатки свернувшейся крови. Убедились, что гемостаз полный, и ни один, даже самый мелкий сосуд, больше не кровит.
— Ставим дренаж? — спросил Шаповалов.
— Обязательно. Силиконовый, через отдельную контрапертуру.
Установили дренажную трубку для оттока возможного раневого отделяемого. Начали закрывать рану.
— Костный лоскут на место, — я взял в руки тонкие титановые пластины для фиксации. — Четыре точки крепления.
Шаповалов помогал идеально сопоставлять края кости, пока я быстро закручивал микровинты.
— Ушиваем оболочку?
— Герметично, непрерывным швом. Не хватало нам еще послеоперационной ликвореи.
Послойное ушивание заняло еще двадцать минут.
Апоневроз, подкожная клетчатка, кожа. На финал — аккуратный, почти невидимый косметический внутрикожный шов.
— Время окончания операции? — спросил я у Артема, снимая перчатки.
— Час тридцать семь минут от начала разреза.
— Неплохо, — кивнул Шаповалов, сбрасывая свой халат в контейнер. — Для экстренной трепанации — очень быстро.