Операция была закончена.
Почти два часа напряженной, ювелирной работы, и Ашот получил свой шанс на жизнь.
Я стянул окровавленные перчатки и бросил их в желтый контейнер для биологических отходов. Руки слегка, почти незаметно, дрожали — адреналин еще не отпустил свою ледяную хватку.
Шаповалов рядом делал то же самое.
На его лице, изрезанном глубокими морщинами, читалась глубокая усталость, смешанная с чем-то еще.
С чем-то, чего я раньше в его взгляде не видел. Уважением? Почти благоговением?
Он смотрел не на меня, а куда-то в пустоту, словно все еще прокручивая в голове то, что только что произошло в операционной. Он видел невозможное. И теперь пытался уложить это в свою привычную картину мира.
— Ну что, герой-нейрохирург? — Фырк спрыгнул с полки, где все это время прятался, и уютно устроился у меня на плече. — Доволен собой?
— Доволен, что Ашот будет жить, — мысленно ответил я.
Мы направились к выходу.
У стены, в той же позе, что и два часа назад, все еще стоял Крылов — бледный, с остекленевшим взглядом. Он увидел нас, открыл рот, словно хотел что-то сказать — извиниться? оправдаться? — но я прошел мимо него, даже не повернув головы, словно тот был просто предметом интерьера.
Шаповалов последовал моему примеру. Пустое место. Трус, который был готов пожертвовать чужой жизнью из-за страха за свою шкуру и карьеру. В моем мире таким не было места в медицине.
— О, как жестоко! — прокомментировал у меня в голове Фырк. — Игнорирование — худшее наказание для такого самовлюбленного карьериста!
Уже у самой двери, ведущей из предоперационной, Шаповалов вдруг остановился и положил мне на плечо свою тяжелую руку. Он ничего не сказал, просто коротко, по-мужски, сжал плечо и вышел.
Я усмехнулся, качнул головой и пошел за ним. Это было признание.
С одной стороны, Крылов своим отказом просто прикрывал собственный зад, не желая брать на себя ответственность. Просто инстинкт самосохранения.
Но, с другой стороны, он не стал мешать, не поднял скандал, что уже было неплохо. Главное — операция прошла успешно, и Ашот будет жить.
Однако теперь Крылов стал невольным свидетелем того, как я, Подмастерье, самостоятельно провел сложнейшую операцию, на которой имел право только ассистировать. Идеальный компромат для его отчета в Гильдию.
Впрочем, я знал, на что иду. Я оценивал все риски с самого начала. Даже если бы Шаповалов не появился, у меня был готов план «Б».
Но раз уж Шаповалов был здесь и, по сути, взял на себя роль моего прикрытия, можно было действовать по более простому сценарию. Хотя он был ничуть не легче.
Осталось только дождаться неизбежного вызова на ковер к Кобрук.
Ординаторская встретила нас гулкой, непривычной тишиной. В это время дня здесь обычно кипела жизнь, но сейчас все были на обходах или в операционных.
Шаповалов молча подошел к кулеру, налил два полных стакана ледяной воды. Один протянул мне. Мы пили молча. Адреналин отступил, и теперь организму требовалась простая вода, чтобы восстановить баланс.
Сейчас начнется. Не похвала. Не благодарность. А разбор полетов. Самая неприятная часть.
— Илья, — наконец заговорил Шаповалов, и его голос был хриплым и усталым. — О чем ты думал?
Я медленно поставил пустой стакан на стол.
— Думал о том, что человек умирает, а я могу его спасти. Ни о чем другом.
— Ты хоть понимаешь, во что ты ввязался? — он устало покачал головой, глядя на меня. — Да, ты спас ему жизнь, я это видел своими глазами. Ты провел блестящую, черт возьми, операцию, какой я не видел за последние лет десять. Но все это — лирика. А есть сухие факты.
Он сделал паузу, подбирая слова.
— По бумагам, которые сейчас лягут на стол Кобрук, а потом, возможно, и трибуналу Гильдии, ты, Подмастерье, не имеющий соответствующей квалификации, самовольно провел сложнейшую нейрохирургическую операцию высшей категории сложности.
— Я осознавал риски, — ровным тоном ответил я. — Все будет в порядке.
— Риски? — он криво усмехнулся. — Ты не осознаешь последствий. Это не выговор и не отстранение. Это подсудное дело, Илья. Тебя не просто уволят. Тебя из Гильдии вышвырнут с волчьим билетом до конца жизни. Без права когда-либо снова практиковать.
— Вот те раз! — ошарашенно присвистнул у меня в голове Фырк. — А я думал, тебе сейчас медаль дадут!
— Кто именно доложил Кобрук? — спросил я, переходя к сути. — Крылов?
— Вот в том-то и дело, что нет! — Шаповалов с силой стукнул кулаком по столу, отчего стаканы подпрыгнули. — В этом и вся паршивость ситуации! Ко мне в операционную, прямо во время плановой грыжи, ворвалась она сама! Красная как рак! Орала так, что у меня ассистенты чуть в обморок не попадали!