— Это люди главы диаспоры! — выкрикнул он, и его срывающийся юношеский голос гулко разнесся по тихому коридору. — Они пришли за долгом! Отец не смог вовремя вернуть, и они… они…
— Арам! — резко, почти по-змеиному, прошипела Мариам, хватая его за рукав. — Замолчи! Немедленно!
— О-о-о, семейная драма! — оживился у меня в голове Фырк. — Долги, диаспора, бандитские разборки! Прямо криминальная сага! Становится все интереснее!
Сестра Арама, испуганная выкриком брата и реакцией матери, еще сильнее вцепилась в ее юбку. Обстановка накалялась с каждой секундой.
Мать боится, сын рвется в бой. Сейчас они начнут выяснять отношения прямо здесь, в коридоре реанимации. Не время и не место.
Мне нужна была информация, а не их семейные разборки. Нужно было их разделить.
— Послушайте, — вмешался я, и мой голос, спокойный, ровный, почти убаюкивающий врачебный тон, прозвучал резким диссонансом на фоне их кипящих эмоций. — Давайте так. Дети, я понимаю, очень переживают и хотят увидеть отца. Это нормально и, более того, будет полезно для его восстановления. Он услышит ваши голоса, почувствует, что он не один.
Я обернулся к дежурной медсестре реанимации, которая с тревогой наблюдала за этой сценой. Пригляделся к бейджику…
— Марина Петровна, можно пустить детей к отцу? Буквально на пару минут. Пусть увидят, что он жив, что о нем заботятся.
Медсестра, пожилая женщина с добрыми, понимающими глазами, с облегчением кивнула.
— Конечно, господин лекарь. Но только чур никому ни слова и ненадолго, чтобы никто нас не застукал. Арам, идемте.
Отличный ход. Развести конфликтующие стороны. Пока сын будет у кровати отца, я смогу спокойно, без лишних ушей и эмоций, поговорить с матерью.
Пока старший сын под присмотром медсестры тихо заходил в палату, я отвел Мариам в сторону, в небольшую, безликую комнату для бесед с родственниками. Четыре стула, стол, коробка с бумажными салфетками. Место, пропитанное горем.
Едва за нами закрылась дверь, она сломалась. Плечи ее затряслись в беззвучных рыданиях, слезы ручьями текли по измученному лицу.
— Простите… — всхлипывала она. — Я… я больше не могу…
Я молча достал из коробки несколько салфеток, протянул ей и сел напротив. Опыт подсказывал — иногда людям нужно сначала выплеснуть горе, прежде чем они смогут говорить фактами. Нужно просто дать им время.
— Бедная женщина, — неожиданно сочувственно прокомментировал у меня в голове Фырк. — Семеро детей, муж при смерти, долги… Не позавидуешь.
Наконец, через несколько минут, Мариам немного взяла себя в руки, вытерла слезы.
— Арам прав, — тихо, почти шепотом, сказала она, глядя на свои сцепленные в замок руки. — Все это… из-за долга. Помните, вы тогда спасли меня… помогли с плазмаферезом? Эта процедура… она стоила огромных денег. У нас их не было.
Я молча кивнул, и неприятный холодок пробежал по спине. Так вот оно что. Получается, я косвенно стал причиной этого долга. Если бы не мое вмешательство тогда… то она была бы мертва. Но чего это стоило этой семье…
— Ашот… он занял у главы нашей диаспоры. У Араика Мкртчяна. Немаленькую сумму.
— Любая сумма будет немаленькой для торговца шаурмой! — присвистнул Фырк.
— Мы договорились о рассрочке, — продолжала Мариам. — По тысяче каждый месяц. Ашот исправно платил. Два раза уже отнес. Но вчера…
Она снова всхлипнула.
— Вчера к нам в лавку пришли его люди. Совсем молодые, наглые. Сказали — условия изменились. Вернуть нужно все и немедленно. Всю оставшуюся сумму. Двадцать тысяч. До вечера. Ашот поехал к нему, в его офис, поговорить, объяснить, что мы не можем так сразу…
— И вернулся в реанимацию, — закончил я за нее.
Жестоко. Но нелогично.
Слишком жестоко даже для обычного ростовщика. Убить или покалечить должника — значит, никогда не получить свои деньги. Зачем так резко и без всякой видимой причины менять условия? Что-то здесь не так.
— Мариам, — осторожно спросил я, чтобы не напугать ее еще больше. — А почему условия изменились? Что-то случилось?
Она беспомощно покачала головой.
— Я не знаю. Ашот ничего не говорил. Может, у самого Мкртчяна какие-то проблемы начались? Или… или на него кто-то надавил?
— Вот это интересный вопрос! — тут же заметил Фырк. — Не «почему избили», а «почему потребовали вернуть долг именно сейчас?». Кому было выгодно, чтобы Ашота избили до полусмерти?'
Дверь в комнату для бесед тихо открылась, и внутрь заглянула дежурная медсестра.
— Илья Григорьевич, прошу прощения. Там полиция приехала. По поводу вашего пациента Мурадяна.