— Нарушение всасывания питательных веществ? Мальабсорбция?
— Отлично! А где в организме происходит основное всасывание?
— В тонком кишечнике. В основном, в двенадцатиперстной и тощей кишке.
— Правильно. А теперь представь, что проблема не в воспалении, которое лечили твои предшественники, а в самой структуре кишки. В атрофии. Какая болезнь вызывает атрофию ворсинок тонкого кишечника?
Славик нахмурился, лихорадочно перебирая в памяти курсы гастроэнтерологии из академии. Потом его глаза медленно расширились от изумления.
— Целиакия? Непереносимость глютена? Но… но ей же семьдесят два года!
— А кто сказал, что целиакия бывает только у детей? — я позволил себе легкую усмешку. — Поздняя манифестация. Встречается. Редко, но именно поэтому ее никто и не заподозрил.
Тем же днем в просторном кабинете главврача собрались трое — сама Кобрук, Игнат Семенович Киселев и Игорь Степанович Шаповалов. Атмосфера была тяжелой, как воздух перед грозой.
— Некрасов больше не оперирует, — начала Кобрук без всяких предисловий, и ее голос прозвучал как удар молотка судьи. — Либо досрочная пенсия по состоянию здоровья, либо консультативная работа в поликлинике, без доступа к операционной. Это не обсуждается.
Киселев поморщился, но промолчал. Некрасов был легендой, его учителем. Но сегодняшняя катастрофа, произошедшая на глазах у руководства, перечеркнула все прошлые заслуги.
Легенда умерла.
— Теперь о Разумовском, — Кобрук перевела свой холодный, изучающий взгляд на подчиненных. — Ждать полгода, пока он формально наработает стаж для повышения в ранге — это идиотизм и непозволительная роскошь, которую мы не можем себе позволить. Парень сегодня спас пациента, которого за пять минут угробил наш самый «опытный» хирург с сорокалетним стажем.
— Но регламент Гильдии… — начал было Киселев, главный блюститель всех правил и уставов.
— К черту регламент! — Кобрук с силой ударила ладонью по столу, и тяжелая чернильница подпрыгнула. — Когда регламент начинает убивать пациентов, его нужно либо менять, либо игнорировать! Я на днях свяжусь с магистром Журавлевым во Владимире. Мы инициируем процедуру экстраординарной аттестации. Разумовский должен получить ранг Целителя третьего класса. Экстерном.
— Анна Витальевна, это же беспрецедентно! — не выдержал даже Шаповалов. — Такого не было за всю историю нашего отделения! Не сказать, чтобы я был против, но все же… Это будет совсем не просто
— Именно. И вы двое, — она в упор посмотрела на своих заведующих, — найдете в уставе Гильдии ту лазейку, которая это позволит. Где-то же должно быть прописано про особые заслуги или действия в чрезвычайных обстоятельствах.
В любом уставе, в любом законе всегда есть дыры. Нужно просто знать, где искать. А эти двое знают.
Киселев и Шаповалов переглянулись. Оба понимали — спорить бесполезно. Да и в глубине души они признавали ее правоту. Разумовский действительно был на голову, если не на две, выше большинства целителей третьего класса, которых они знали.
— Есть… есть статья о «выдающемся личном вкладе в развитие целительских практик», — медленно, словно пробуя слова на вкус, произнес Киселев. — Если подать его операцию у барона фон Штальберга и сегодняшний случай как применение инновационных диагностических и хирургических методик…
— Вот и отлично, — Кобрук удовлетворенно кивнула. — Готовьте документы. Хочу видеть их у себя на столе к концу недели. Действуйте.
Она откинулась в кресле, давая понять, что совещание окончено. Она приняла решение и запустила механизм.
И никто в этой больнице не посмеет его остановить.
Глава 2
— Отлично, Славик, — похвалил я. — А теперь иди и лично проконтролируй, чтобы анализ на антитела к тканевой трансглутаминазе был взят правильно и немедленно отправлен в лабораторию с пометкой CITO. И убедись, что на кухне поняли, что такое «безглютеновая диета», а не просто убрали из каши хлебную корку.
Я отправил окрыленного Славика выполнять его первое настоящее врачебное поручение, а сам пошел проверять своих текущих пациентов.
И чем дольше я ходил по гулким, переполненным коридорам, тем сильнее становилось тревожное чувство. Я видел это по мелочам: по уставшим, красным от недосыпа глазам медсестер, по дополнительным койкам, втиснутым в палаты, откуда доносился надсадный, лающий кашель, по тому, как стремительно пустели полки с противовирусными препаратами в процедурной.
Аресты создали кадровый вакуум.