«Стекляшка» ударила по ослабленному организму больницы, как оппортунистическая инфекция по больному СПИДом.
Если так пойдет и дальше, система просто ляжет. Мои навыки диагноста, моя способность быстро отсеивать банальные ОРВИ от серьезных осложнений, сейчас нужнее всего там, на передовой. Похоже, завтра придется самому проситься у Шаповалова на усиление в первичку.
Вечер с Вероникой был той самой тихой гаванью, которая была необходима после больничного шторма. Мы не говорили о работе. Просто ужинали тем, что нашлось в холодильнике.
Смотрели какой-то старый, глуповатый, но добрый фильм. Ее голова у меня на плече, мои пальцы лениво перебирают ее мягкие волосы, за окном темнеет. Это было то самое простое, настоящее, ради чего стоило выдерживать весь этот дневной ад.
Мой личный, абсолютно надежный тыл. Здесь не нужно было быть гением, стратегом или спасителем. Здесь можно было просто быть.
Алина Борисова внимательно оглядываясь по сторонам, вышла из больницы и убедившись что небольшом сквере у ее входа никого нет, достала телефон.
— Да. Это я. — сказала она в трубку и поняла, что не может сдержать рвущуюся наружу злость.
— Что-то случилось? — услышала она знакомый голос, в котором к ее удивлению даже звучали сочувствующие нотки
— Он снова меня обошел! — выпалила Борисова, не в силах сдерживать накопившуюся за день ярость. — Этот Разумовский… Теперь он еще и Фролова на свою сторону переманил! Он как будто знает все наперед! Он унижает меня перед всеми!
— Терпение, дитя мое. — голос ее собеседника был проникновенным и доброжелательным. И действительно успокаивал. Алина почувствовала как раздражение куда-то уходит. У каждого гения есть слабое место. Ахиллесова пята. Мы просто еще не нашли ее. Но мы найдем.
— Но как⁈ Он кажется неуязвимым! — пожаловалась она
— Очень просто. Мне нужна твоя помощь. — голос в трубке стал вкрадчивым, — Мне нужна информация. Достань копию его личного дела. Не ту, официальную, что лежит в отделе кадров. А закрытую, архивную часть — из его академии. Та, что приходит по защищенному каналу Гильдии.
— Но это же совершенно секретные документы! Доступ к ним есть только у заведующего! — возразила она
— У тебя есть доступ в кабинет Шаповалова? — уточнил голос. — Он, как заведующий отделением, обязан хранить копии всех дел своих ключевых сотрудников на компьютере. Найди способ.
Борисова закусила губу. Пробраться в кабинет Шаповалова, вскрыть его компьютер… Это было безумием. Провал означал конец ее карьеры. Но мысль о реванше, о том, как она сотрет самодовольную ухмылку с лица Разумовского, была сильнее страха.
— Хорошо. Я попробую.
— Умница. А пока… я выслала тебе на электронную почту кое-какие материалы. Изучи это на досуге. Там есть кое-что интересное о прошлом нашего вундеркинда. Оказывается, он не всегда был таким блестящим…
— Да?
Наконец-то. У нее появился шанс. Шанс найти его слабое место и ударить так, чтобы он уже никогда не поднялся.
— Не сомневайся дитя мое. Главное делай все что я тебе говорю. И все у тебя получится…
Услышав гудки в трубке, Алина выключила телефон и развернувшись отправилась назад. В больницу. На этот раз охваченная предвкушением долгожданной победы над этим ублюдочным выскочкой.
Утром на планерке в ординаторской царила привычная атмосфера. Хомяки — Величко, Фролов и бледная от злости Борисова — сидели по своим углам.
Присутствовал и Виктор Крылов. Он демонстративно сел ближе всех к заведующему, положив на стол свой блестящий планшет, но Шаповалов упорно игнорировал его, обращаясь ко всем, кроме него.
Шаповалов методично, пункт за пунктом, разбирал операционный план на день.
— … так, и последняя — паховая грыжа у меня. Ассистирует Разумовский. Вопросы есть? Вопросов нет. Все свободны.
Он уже собирался закрыть свой планшет, когда дверь в ординаторскую тихо открылась. На пороге, нервно теребя в руках свой старый блокнот, стоял Славик Муравьев.
Все головы, как по команде, повернулись в его сторону.
— Муравьев? — Шаповалов удивленно поднял бровь. — Ты что здесь делаешь? У тебя смена в терапии, кажется.
Славик сглотнул, сделал шаг вперед. Он был бледен, но держался прямо, и в его голосе не было и тени прежней робости.
— Игорь Степанович, прошу прощения, что отвлекаю. Я тут взял на себя инициативу. Синицына из восьмой палаты. Семьдесят два года. Три месяца безуспешного хождения по врачам от всего подряд — результата ноль. Пациентка тает на глазах.
В ординаторской повисла тяжелая тишина. «Хомяки» уставились на него, но и слова ни сказали, ожидая что скажет их начальник. Никто не хотел навлечь на себя гнев заведующего.