Шаповалов долго, очень долго смотрел на меня поверх своей чашки. Он оценивал не мои слова, а степень моей уверенности.
— Ладно, — наконец произнес он. — Оставляю его только потому, что начинаю доверять твоему чутью. Оно у тебя, как я погляжу, работает получше иного сканера. Но если он провалится — отвечать будете оба.
Он не просто доверяет. Он перекладывает на меня часть ответственности. Умно. Теперь я не просто наставник, я — гарант. И это меня вполне устраивает.
— Договорились, Игорь Степанович.
Я поднялся из-за стола, собираясь наконец-то приступить к работе, но вдруг остановился, повинуясь какому-то внезапному, не до конца осознанному импульсу.
— Игорь Степанович, можно еще один вопрос?
— Валяй, — Шаповалов уже снова углубился в изучение каких-то бумаг, явно считая разговор оконченным.
— Можно мне сегодня поработать в первичке? На смене, на приеме пациентов.
Он медленно поднял голову, удивленно глядя на меня поверх своих очков для чтения.
— В первичку? — переспросил он, словно не расслышал. — Ты? Зачем?
— Хочу помочь, — сказал я. — В городе эпидемия, в первичке не хватает рук. Я буду там полезнее.
— У нас сегодня три плановые операции, — нахмурился Шаповалов, напоминая мне о моих прямых обязанностях. — Две грыжи и желчный пузырь.
— Возьмите Величко на ассистенцию, — предложил я. — Пусть набивает руку, ему это сейчас полезнее. А мне, если честно, стандартные грыжи сейчас не очень интересны.
— Ого! — изумленно присвистнул у меня в голове Фырк. — Отказываешься от операций⁈ Двуногий, ты точно не заболел? Может, мне тебя просканировать?
Шаповалов смотрел на меня так, словно я только что попросил разрешения пойти помыть полы в коридоре.
— Странный ты, Разумовский. Любой ординатор в этом отделении за возможность лишний раз в операционную попасть душу дьяволу продаст, а ты добровольно в окопы первички рвешься.
— У каждого свои странности, — пожал я плечами.
— Ладно, иди, — он с тяжелым вздохом махнул рукой. — Спасай Муром от «стекляшки». Но чтобы это не вошло в привычку, ты меня понял?
— Понял. Спасибо.
Выйдя из ординаторской, я уверенным шагом направился к лестнице, ведущей в поликлиническое крыло больницы. Фырк, который материализовался у меня на плече, как только мы остались одни, устроился поудобнее, явно озадаченный моим решением.
— Слушай, а я так и не понял, зачем тебе эта первичка? — наконец спросил он, когда мы начали спускаться по гулким ступеням. — Неужели не насмотрелся на сопливых бабушек и чихающих мужиков? В хирургии же вся движуха!
— Именно поэтому, — мысленно ответил я. — Простые пациенты, простые диагнозы. Никаких интриг, никаких подстав. Просто работа. И там я буду намного эффективнее.
— Это ты правду говоришь! Там будешь эффективнее — фыркнул бурундук. — 'Но от интриг не убежишь. В этой больнице даже в морге, наверное, их плетут, кто кого красивее на стол уложит!
Я проигнорировал его ехидство.
Мое решение было продиктовано не эмоциями, а холодной логикой. После арестов и на фоне разгорающейся эпидемии больница трещала по швам. Самым узким и слабым местом сейчас была первичка — воронка, в которую стекались сотни напуганных, кашляющих людей.
Опытных терапевтов не хватало, и молодые ординаторы, которых туда бросили, наверняка уже захлебывались в потоке, пропуская за банальными ОРВИ действительно тяжелые случаи.
А что в хирургии?
Три плановые, рутинные операции, с которыми Шаповалов и остальные справятся с закрытыми глазами. Мое присутствие там сегодня — непозволительная роскошь.
А вот мой диагностический опыт, моя способность за минуту отделить «зерна от плевел», «стекляшку» от микседематозной комы, — именно в первичном приеме сегодня принесет максимальный коэффициент пользы.
В конце концов, я — инструмент. И хороший инструмент должен использоваться там, где он наиболее эффективен. А не простаивать в ожидании интересных случаев.
Заведующая поликлиническим отделением, Мария Павловна, женщина лет пятидесяти с добрыми, но бесконечно уставшими глазами, встретила меня так, словно я был ее родным сыном, вернувшимся с войны.
— Илья Григорьевич! Ангел-хранитель вы наш! Спасибо, что пришли! У нас тут полный аврал, настоящий конец света!
— Рад помочь, Мария Павловна. Какой кабинет свободен?
— Двенадцатый. Медсестра Алина вам поможет, она у нас самая опытная. И еще раз спасибо вам, от всего нашего тонущего коллектива!