Щербатый стоял у костра и ловко переворачивал уток и не умолкая травил байки.
Я невольно улыбнулась, глядя на это мирное утро. Давно мне не было так хорошо. На сердце стало легче. Я глянула на Эйдена черед Дар и с радостью обнаружила, что тёмные щупальца яда, которые ранее окутывали его силу, теперь значительно ослабли. Они стали тонкими, как паутинка, и, судя по всему, через несколько дней исчезнут полностью.
Эйден, заметив, что я проснулась, махнул рукой и пригласил костру. Есть очень хотелось, но прежде нужно было проверить, как чувствует себя раненый охранник.
Я направилась к нему и обнаружила, что он уже проснулся и даже завтракает. Выглядел он заметно бодрее. Улыбнувшись, я наскоро умылась в реке и вернулась к костру. Эйден подал мне миску с уткой и кашей, и, хотя желудок требовал немедленного насыщения, я старалась не торопиться. Я отметила, что мне тоже достались кусочки получше. Эйден даже посыпал кашу ягодами. Я невольно улыбнулась и подняла глаза на дракона. Он выглядел невозмутимым, как всегда, но медовые глаза поблескивали золотом.
Завтракали мы молча. Мы с Эйденом не разговаривали, но всё время обменивались взглядами и улыбками. Рядом раздавался смех детей, щебет девочки и все новые и новые байки Щербатого, звучавшие громко и весело. Было приятно просто сидеть и слушать, как жизнь снова наполняется радостью.
Но всё же работа не ждёт. Как бы ни хотелось просто наслаждаться этим мирным утром, нужно было заняться делом. Я вздохнула, поставила пустую миску и встала. Пора менять повязки охраннику.
Я подошла к раненому и принялась за привычную процедуру. Повязки нужно было сменить аккуратно, не задев заживающие швы. Рана выглядела лучше, кровотечение остановилось полностью, а сам охранник сидел спокойно, поглядывая на меня с благодарностью.
Мои руки работали быстро и уверенно, а мысли всё ещё были полны утренней тишины и тепла, которые принесло это необычное путешествие.
Стоило мне закончить, как неподалеку образовался дракон. Он ловко снял рубашку и сел на ящик. Разматывая бинты с его плеча, я даже моргнула от удивления — на коже не осталось даже шрамов. Я провела рукой с нажимом по его плечу, проверяя, всё ли в порядке. Он даже не шелохнулся.
— Не больно? — спросила я.
— Больновато, — признался Эйден.
Я отдернула руку.
— Почему не сказал? Я бы так не давила.
Эйден пожал плечами, и я заметила, что движения у него всё ещё скованы. Если бы я не спросила, он бы и не упомянул об этом. Вспомнились слова Герхарда: «Генерал не привык жаловаться». Но с точки зрения лекаря такой подход был далёк от идеала.
Внезапно на реке появилась лодка. Оказалось, что караван, оправившись от вчерашнего нападения, начал снова собираться, чтобы продолжить путь. Люди переговаривались, связывали баржи между собой, перегружали товары. Повсюду царила приятная суматоха.
Несколько человек обратились ко мне за помощью. Щербатый, возомнивший себя главным, раздавал указания направо и налево, а бедный капитан, который натерпелся за прошлый день, сидел в стороне, потирая внушительную шишку на затылке. В целом, настроение у всех было приподнятое.
Все были рады, кроме детей. Мальчик сидел в стороне, обнимая сестру. Эйден заметил их и подошёл ближе. Он достал откуда-то леденцы и протянул им. Дети вежливо поблагодарили, но особой радости на их лицах не было видно. Похоже, проблема была серьёзнее.
Мне было очень интересно, что случилось, но у меня всё ещё была очередь на осмотр. К счастью, у большинства были только мелкие раны и ссадины. Самым серьёзным оказалось переломанное запястье у одного из пассажиров, которое я аккуратно наложила в шину и перебинтовала.
Тем временем Эйден несколько минут тихо беседовал с ребятишками. Я заметила, как его лицо становилось всё более серьёзным. Наконец, он свистнул Щербатому, привлекая его внимание. Что-то строго сказал и подтолкнул к капитану баржи.
Я подошла к Эйдену и спросила, что такое?
— Дети остались без родителей и хотели перебраться в порт, там больше работы, возможностей. Только это нападение здорово их напугало. Отказываются плыть дальше, — буднично ответил Эйден и продолжил стягивать канаты.
Мое сердце сжалось. Бедные детки. Мы с отцом часто ездили в приюты, чтобы помогать детям. Не самое лучшее место для малышей, особенно в разгар войны. Все переполнено, спать негде. В такие моменты мне хотелось плакать от обиды.
Никто не заслуживает такого горя. Я знала, что значит осиротеть.