— Именно, — перебил меня господин Бриленд. — Зачем они остаются в нашем захолустье? Я бы мог понять, если бы Джайлс рос в Лавенхейме. Но Елена прибывает в город наездами, путешествует по всей стране. Для ее сына мой город не является основным пристанищем.
— Какое вам дело? — я поморщилась.
— Прямое, Саммер, самое прямое, — упрямо повторил Александр, — но я не об этом. Вы примете мои извинения?
Я их хотела и ждала, а получив, почувствовала пустоту, будто я заставила мужчину их произнести.
Простила ли я? Точно нет. Это было некрасиво и преступно, по-собственнически, и эти инстинкты Его Светлость не объяснял. Приняла ли?
Любое извинение должно быть искренним, должно быть направлено от всего сердца. Человек, кто их приносит, осознает, зачем это делает и кается за прошлые обиды. Бриленд не каялся. Он это сделал, чтобы я прекратила смотреть на него исподлобья, чтобы не отвечала язвительно на любой комментарий. Может, в благодарность, но не по той причине, ради которой извинения и созданы.
— Принимаю, Ваша Светлость, — проговорила вежливо и убрала свою кисть с его колена. — Надеюсь, впредь, вы не позволите себе ничего подобного.
О произошедшем между нами поцелуе он разумно умолчал. Сдается мне, не посчитал его важным. Подумаешь, всего-то коснулся губами какой-то девицы. На войне все средства хороши.
— Но вы ведь злитесь, — отстранился он. — Зачем мне лжете?
— Потому что это прилично, — склонила голову набок, — потому что того требуют обстоятельства.
— Я прошу от вас честности.
— Серьезно? — изумилась я. — Честности?
Какие только эпитеты не вертелись на языке. Совсем нелестные, очень грубые.
— Меня второй раз за день не понимают. Я плохо изъясняюсь? — выгнул Его Светлость одну бровь.
И меня понесло. Он сам напросился, он сам проговорился о честности. Встав с места, заходив взад-вперед, ломая локти и срывая голос, я запричитала:
— Вы меня использовали! Поцеловали, рассчитывая на что? Чтобы я заткнулась? Как я потом должна себя ощущать? Если вам привычно раздавать поцелуи налево и направо, то мне нет. Для меня это событие. Я думала, что я виновата, что я... боги... Что я...
Он тоже поднялся и остановил меня. Его рука мягко, но уверенно легла на моё запястье, словно держала хрупкого воробья, готового сорваться в небо. Я успела только моргнуть, прежде чем он оказался настолько близко, что его дыхание обожгло мои щеки.
— Я не использовал, — сказал он хрипло. — И сам удивился тому, что сделал, но ни в чем вам не солгал.
Время будто свернулось в тугую спираль, и я не знала, как выбраться из неё. Весь мир застыл.
Александр притянул к себе, наклонился... Я до последней секунды не верила в происходящее. В мыслях держала парочку острот, но... Они мгновенно растворились, едва его губы коснулись моих. Это было как внезапный теплый ливень в знойный день, сбивающий дыхание и разум.
Его поцелуй был неосторожен и настойчив — как будто кто-то попытался украсть у меня что-то важное, но вместо возмущения я почувствовала лишь бурю противоречий внутри.
Ахнула, инстинктивно упираясь ладонями ему в грудь, но мои пальцы предали меня — замирали, чувствовали, как его сердце бьётся под тканью. Сопротивление таяло, словно снег под утренним солнцем.
Когда он отстранился, я несколько секунд стояла, не в силах вымолвить ни слова. Мои губы словно вспоминали что-то, чего я сама не смогла понять. Это была кража. Сладкая, оглушительная кража. И мгновение спустя, я осознала: верни этот момент мне — я ни за что не позволила бы ему закончиться.
— Это ошибка, — вымолвила и сбежала прочь, сгорая то ли от стыда, то ли от унижения.
Глава 12. Саммер
Следующие несколько дней мы намеренно избегали друг друга. Точнее, в жизни Его Светлости, по-моему, ничего не изменилось. После моего «лечения», он спускался на завтраки, шутил, встречался с семьей, а я, напротив, закрылась и боялась посмотреть мужчине в глаза.
Как понимать его последние слова?
Какая я дурочка, какая доверчивая. Почему ведусь на все подряд? Раньше я полагала, что я разумная барышня, но в последние несколько недель моя самоуверенность пошатнулась.
Чтобы и дальше не самоуничижаться, я погрузилась в работу.
Роберт в госпитале меня подчеркнуто не замечал, бубнил себе что-то под нос, когда я подходила, но из-за огромного количества обращенных, был вынужден признать мое присутствие.
В Лавенхейме случилось то, чего я боялась — простудная эпидемия. В родном мире меня не страшат смены сезонов и болезни, а вот без привычного оборудования, полагаясь на одну магию, вечно противоборствуя с жителями и лекарем, наступление холодов пугали до чертиков.