— Я ведь не болен, — пожал плечами Александр.
Как же сложно...
— Больны, — терпеливо пояснила я. — И когда у вас была лихорадка, вы болели таким же заболеванием, от которого страдает ваш город. Теперь у вас осложнения.
— А они могут быть у других? — быстро сообразил мой собеседник. — У Тони тоже могут быть?
— Могут, — я кивнула, — но необязательно. Лекарство должно помочь и вам, и им. А осложнения бывают самые разные...
Он не дал мне договорить, перебил.
— Тогда... — потянул мужчина, — я согласен. Это как-то связано с тем испорченным хлебом и фруктами, да?
Поражаюсь прозорливости Его Светлости.
Я подтвердила его опасения коротким кивком. Заметила, как поморщился мужчина, но не отступил. Он служил, воевал. Что ему испорченные продукты?
Но я тоже не сидела без дела. Когда мои споры выросли и поменяли цвет, я аккуратно срезала их и просушила над камином, превращая плесень в порошок. И перемолола еще разок. Это, конечно, не настоящие антибиотики, но выбора нет.
Войдя в свою лабораторию, зажигая свет, попросила служанку принести чай. Насыпала одну ложку и бросила в подогретую жидкость, а потом предложила этот чай господину Бриленду.
Я не смотрела, как он пьет. Мне было стыдно. Да меня за такое в темницу надо бросить. Но и другого подопытного мне не найти.
— На вкус ужасно, — оповестил меня Александр. — В кухню вас впускать нельзя.
Это он так отшутился?
— Знаю, — я слабо улыбнулась, ощущая, как участился пульс, — я не самая хорошая хозяйка и кулинар. До леди Уоррен мне далеко, но это лекарство. Оно не должно быть вкусным.
Вот зачем ее вспомнила? И зачем оправдываюсь?
Находясь поблизости от Его Светлости, не могла избавиться от неловкости, а учитывая наши странные взаимоотношения, я удивляюсь, что не убегаю из комнаты. Ему, кажется, тоже было неудобно.
— Дейзи — отличная девушка во всех отношениях, — заключил он, прищурив глаза и отступая на шаг назад.
С одной стороны, я злилась, что он ее хвалил, отмечал ее заслуги, как и остальные жители Лавенхейма. А с другой... восхищалась его хладнокровию. Как спокойно, без эмоций он на все реагирует.
— Но вы себя несправедливо принижаете, — продолжал мужчина. — В конце концов, вы лекарь. Долго обучались в академии, практиковались... — Он остановился, а мой желудок резко свернулся в узел. Возникшая тишина мне не понравилась. — Саммер, я хотел еще кое-что обсудить.
— Да? — округлила свои брови.
— О произошедшем...
Если он полагал, что беседа облегчит мне жизнь, то он сильно ошибался. Я не желала поднимать эту тему, я мечтала забыть обо всем, как о страшном сне. И поэтому я торопливо заговорила, будто я не человек, а пташка на рассвете:
— О, забудьте. Я все понимаю, минуты слабости. Я была расстроена, вы в смятении, хотели меня поддержать... Я буду благодарна, если перестанем уделять досадному инциденту столько внимания. Будьте так добры, сообщите, если в вашем состоянии что-то изменится. Завтра я приду вас осмотреть.
— Нет, Саммер, я не об этом.
Но я не слушала. Договорив свою отповедь, трусливо сбежала. И не останавливалась, пока не достигла собственной комнаты. Заперев дверь на ключ, тяжело задышала.
Боги, вселенная, во что я влипла?
Мне все тяжелее отрицать, что Его Светлость меня не волнует. Что мне плевать на его слова и на его поведение.
Чтобы думать о герцоге поменьше, я поступила привычным для себя образом — погрузилась в работу. Вставала спозаранку, первым делом проверяла состояние Энтони, после Бриленда, но всегда в чьем-то присутствии, и уезжала в сопровождении Уэйда на свою смену в госпиталь.
Даже Роберту пришлось признать наличие эпидемии, и то, что она достигает каких-то невообразимых масштабов. Все мероприятия в Лавенхейме отменили, праздник в честь сбора урожая перенесли на другую дату, и его проведение было под большим вопросом. Не хватало рабочих рук, а аристократы-маги учились обслуживать себя самостоятельно, ведь первыми слегла прислуга.
С господином Уорреном мы выходили посменно, а если кто-то «отдыхал», то вместо приема пациентов отправлялся на осмотр больных, кто лежал дома. Неделя прошла словно в кромешной, беспроглядной тьме. И я безумно уставала.
Правда, мой любимый способ, чтобы думать поменьше, не больно-то помогал. Невольно я возвращалась к мыслям об Александре, раздумывала, как я сообщу про свой отъезд. Собиралась рассказать о своих планах, выискивала подходящий момент, но тот, конечно, никогда не находился.