Странно, конечно, но я решил не заострять на этом внимания.
«Надо бы еще наверное одежды купить, – подумал я. – Должна же быть парадная и домашняя? Не могут же они в одном и том же постоянно ходить?».
Я решил позже спросить у Петра, где здесь можно купить одежду. Так, вопрос. За что я собрался покупать вещи, если у меня нет никаких денег. Какие вообще были деньги в это время? И где можно вообще заработать?
Взгляд невольно переместился на небольшой кожаный футляр, который был прикреплен к поясу и к объемной лекарской сумке. Вчера я сильно спешил, и достал только ланцет, чтобы приготовить раствор Елисею.
Интересно, что еще там есть?
Сумка имела прочное основание, и раскрывалась вверху.
«Так ланцеты есть, хорошо», – открыл я еще раз металлический футляр.
Ланцеты имели узкое и острое лезвие, два были с одним лезвием один ланцет имел два лезвия и напоминал кинжал, один имел игольчатое лезвие.
«Ланцеты могли использоваться для кровопускания, вскрытия гнойных наростов, и даже для вскрытия вен при заборе крови», – пронеслось в голове.
Я почти забыл о странной особенности, появившейся, скорее всего, вследствие сильного удара головой. Память была феноменальной, по сравнению с тем, что в обычной жизни я ничего не мог запомнить.
Уже какой раз я понимал, что помню даже то, что не читал.
Ну, когда я мог читать про ланцеты в шестнадцатом веке?
Хотя может, когда-то и пролистывал подобные сведения. Вновь приобретенная память отличалась тем, что помнил я все с точностью до букв и знаков. Пока, правда, я не понимал, зачем мне дар фотографической памяти.
Ладно, потом разберусь, почему я теперь всю помню. Сейчас важнее понять, кто я и что должен делать, как лекарь. В сумке лежали разные травы, предусмотрительно завернутые в ткань. Так, вот это очень интересно.
Откровенно говоря, к медицине я имел косвенное отношение. Как профессор биотехнологии я всю жизнь посвятил смешиванию растворов и созданию новых лекарств. Я начал быстро разворачивать грубые льняные мешочки, пытаясь определить состав. Ну по запаху понятно, травы, коренья, грибы. По запаху определил ромашку, шалфей, мяту. Травы для отваров.
Взгляд переместился на несколько шелковых мешочков. Раскрыл один. Интересно, попробовал крупицу на язык. Судя по всему, опиум или белена Потрясающе. Понятно, обезболивающих в это время не было и тем более наркоза. Значит при сильной боли и необходимости вырезать что-нибудь пациенту можно давать снадобье. Хорошо, может пригодиться.
Так, вот это уже интересно, откуда в сумке рецепты и записи? На дне лежало несколько черных блокнотов. Я открыл один, все исписано незнакомым языком. Приглядевшись, я понял, что записи на древней латыни. Ага, вот теперь и может понадобиться непонятная способность в виде отличной памяти. Латынь все изучали, разумеется, в медицинском, только это же невозможно запомнить. Открыл первые страницы, попытался прочитать:
– Recipe, так понятно, «возьми», – это я помнил. – Misce, «смешай».
Мелькнуло знакомое «opii», опий, «adde mellis», добавь меда.
Логично. И правда рецепты.
Я отложил блокнот, решив позже изучать рецепты, вдруг что пригодится. На дне сумки лежало несколько потрепанных листов. Развернул на кровати первый сложенный лист и невольно улыбнулся.
«Конечно, гороскоп – лучшее лекарство от всех болезней», – с усмешкой подумал я и свернул лист обратно. Ну это вряд ли пригодится.
На втором листе довольно четко были нарисованы основные человеческие органы с подписями на древней латыни. Вот это что-то.
Рассмотреть все остальное я не успел, отвлек шум, раздававшийся из горницы. Звучали громкие голоса, разговор явно велся на повышенных тонах.
Зайдя в комнату, я увидел, что кроме младшего брата Петра, Федора, в горнице стояли другие братья, Степан и Никита, прибежавшие на шум. В центре комнаты стоял невысокий полный мужчина, в темном кафтане.
Не просто стоял, а громко излагал свое мнение.
– Што этот басурманский доктор гнилостным зельем отрока поил? Рази можно такое людям давать? И свиньям не полагается! Видали, что творится?
– Ты не шуми, Яков, – размерено сказал Петр. – Ты ужо неделю как отрока лечил, и не помогало. Лекарь заморский враз вылечил.
– Так на бесовской отраве замешано! – взвизгнул раскрасневшийся аптекарь. – Плесень ту на хлебе черном можно только сверху раны гноистные подсушивать. Где же видано внутрь такое вливать?