– Все верно, в лекарстве же вино есть, – пояснил я, отсюда жар.
– Я так хотел, чтобы вы остались господин лекарь, – сказал Елисей.
– Вот, судя по всему, остаюсь пока в Старице, – кивнул я.
– Дело у меня к вам есть, – смущенно проговорил подросток.
– Говори, какое дело, – с интересом спросил я.
Елисей смущенно протянул вперед левую, руку, которую прятал за спиной. Теперь я вспомнил, что, когда он лежал на кровати и держал руки на одеяле, он поджимал мизинец левой руки. Теперь понятно, почему.
Я осторожно взял левую кисть Елисея и с удивлением осматривал. Взял правую кисть и долго сравнивал. Конечно, я не хирург, и не генетик. Отклонение было странным, никогда ничего подобного не видел.
Все пальцы подростка были тонкие, ровные, словно выточенные. Вообще вся костная структура, лицо, ключицы Елисея идеально сочетались с ангельской красотой. Гармоничные пропорции и вызывали ощущение, собственно, красоты. Фигуру словно выточил гениальный скульптор.
С одним досадным исключением.
Мизинец на левой руке подростка был намного длиннее. Отличался не просто размер. Я несколько раз ощупал все пальцы, подумав, что может одна фаланга длиннее. Нет. На мизинце было четыре фаланги вместо трех.
– Очень странно, – пробормотал я.
– Уродство вот такое с рождения, – расстроенно сказал Елисей.
– Давай не будем это так называть, – быстро сказал я. – Отклонение есть, согласен, но и называть уродством лишнюю косточку не стоит. Так ты говоришь с рождения у тебя такой палец?
– Да, – кивнул подросток, явно обрадовавшийся, что заморский лекарь не считает его уродом. – Сколько себя помню. Тятенька говорил, что у матери моей покойной, Царствие ей Небесное, подобно тому было.
«Разумеется, если это какое-то генетическое отклонение, передаваться будет по материнской линии», – быстро промелькнуло в голове.
– Хм… и правда необычная структура, – я несколько раз ощупал палец и убедился, что ни наростов, ни смещения кости не было.
Мизинец состоял из четырех фаланг. Выше последней дистальной фаланги, располагалась еще одна, на которой и был ноготь. Причем, мизинец сужался дальше, как положено. Длинные, выточенные пальцы. Словно так и должно быть. Нет, уродством это нельзя было назвать.
– И что ты хочешь? – спросил я, посмотрев на отрока.
– Может есть какое средство сделать длинный палец якоже и другие? – с надеждой посмотрел на меня Елисей.
– Ты хочешь сделать мизинец короче? – уточнил я. – Отрезать, чтобы было так же, как и на правой руке, верно?
Понимая, что Елисей не все понимает, я взял обе его кисти и сравнил мизинцы. Левый выступал за счет дополнительной фаланги.
– Да, короче, – подросток закивал, поняв, что я имел в виду.
– Прости, Елисей, но я не хирург, – сказал я и сразу осекся.
Откуда ребенок может знать, кто такой хирург.
– Вы не режете кости, только растворы готовите? – слов Елисей может и не знал, но аналитика мозга была превосходной.
– Да, – с облегчением сказал я. – Лечить людей буду растворами, это моя специальность. Резать кости я не умею. Да и зачем тебе? Посмотри, все же ровно, красиво. Подумаешь, лишняя косточка, не обращай внимания.
Подросток сложил две кисти, внимательно посмотрел, и вздохнул.
– Хорошо, господин лекарь, – согласился Елисей.
– Иди и ложись, – строго сказал я. – Пить раствор нужно еще три дня точно. Побольше пей и отдыхай! Тело должно восстановиться!
Незначительная деталь с мизинцем Елисея в памяти не отложилась, как нечто важное. Позже я сильно пожалел, о том, что не придал этому значения.
После разговора с сыном Петра, я решил все же немного отдохнуть. Так и привыкну спать днем. Когда я встал, уже темнело и меня позвали ужинать.
Вечер прошел прекрасно. Меня просто распирало от ощущения, что теперь я не какой-то бомж, головой ударившийся, а присланный лекарь «на службу царя». Можно сказать, теперь я ощушал себя достойным членом общества. За столом сидели все братья Ткачевы. Обсуждали события последнего дня, говорили о своих торговых делах, в которых я ничего не понимал и не собирался вникать. Я думал все время о своем. О том, как смогу поднять медицину в небольшом городе в шестнадцатом веке.
Позже я понял, что братья купцы собирались на ужин вместе только из-за моего присутствия. Заморский лекарь в доме – большая редкость, вот все и приходили посмотреть. Федор рассказывал, как местный аптекарь вызывал губного старосту, очень смешно передавал все, что сказал Яков и как злился. Братья хохотали до слез, я тоже смеялся вместе со всеми. Постепенно, можно сказать жизнь налаживалась. Я все меньше чувствовал себя чужим.