До того, как меня накрыло паникой, услужливо вступила Агафья.
– Также у Елисейки нашего, – со знанием дела сказала девушка. – Так и у матери его было, как сказывают, да на писанном видно.
Всеми силами я старался не думать о страшной опасности, нависшей над блаженным подростком. Напрасно. Все сошлось. Теперь меня затрясло.
– На каком написанном? – не понял я последней фразы.
– В светлице батюшки купца образ супружницы писанный, – с готовностью пояснила Агафья. – Руки тонкие, аки лучины. Обе десницы хорошо видны, и крайний палец длинен больно.
«Надо обязательно уговорить Петра показать портрет его жены», – подумал я, пытаясь справиться с подкатывающим страхом.
– Так ведомо тебе, лекарь, на что палец девицы убивцу понадобился? – переспросил староста, внимательно посмотрев на меня.
– Палец зачем, не знаю, – вздохнул я, хотя в голове роились десятки мыслей, которые никак не выстраивались в логичную гипотезу.
– Следственно, чего ради он глаза да корень крови берет, тебе ведомо? – староста явно умел вести профессиональный допрос.
«Корень крови, уникальное название печени», – проскользнула мысль.
– Да, – вслух ответил я, думая, как все это объяснять слугам правопорядка в шестнадцатом веке. – Пойми, Игнат, убийца безумен. Искать логику в действиях сумасшедшего бесполезно. Я могу объяснить, что он собирается делать с жидкостями из вырезанных органов. Только получить то, что он хочет, невозможно. Делает это абсолютно ненормальный человек.
– Знамо, бесовское отродье, – в сердцах сказал староста. – Токмо смысл деяний мне понимать надобно, чтобы изловить изувера.
Логично. Как хороший следователь, староста хочет составить портрет преступника. Какими бы безумными мотивами ни руководствовался убийца, последовательность в действиях наблюдалась выверенная. С учетом того, что убийства совершал гениальный хирург и лекарь. С острым отточенным умом.
– Понимаю, – сказал я. – Я расскажу все, что я понимаю в действиях убийцы. Дальше делай выводы сам. Но пока понятия не имею, ни где искать убийцу, ни как он дела свои страшные проворачивает.
– Ты сказывай, лекарь, – староста сел поудобнее на лавку и взял кусок пирога. – На то я и поставлен, чтобы лихих людей разыскивать.
Хорошо. Попробую составить портрет преступника и описать характер убийств для следователей шестнадцатого века. Так себе задачка.
– Понимаете, господин староста, все собрать довольно сложно, – покачал я головой, так как не раз пытался собрать куски мозаики.
– Я тебе сказывал, можешь называть меня Игнатом, – проговорил староста. – Изъясняй все подряд, от начала до конца.
– Ну если по порядку, как в землях голландских принято, тогда так, – я привыкал прикрываться Европой, когда хотел рассказать что-то из своего времени. – Преступник мужчина, немолодой.
– Отколе ведаешь? – цепким взглядом посмотрел на меня староста.
– Мужчина однозначно, потому что владеет навыком сложных операций, – уверенно ответил я. – Потом тела переносить надо, тяжело. Не молодой, потому что в безумии пытается создать эликсир бессмертия.
– Коли бы молод был, и в ум бы не взял, – подхватил Игнат.
В который раз я удивился острому уму служителя закона.
– Совершенно верно, – кивнул я. – Теперь самое главное. Переносить тяжести любой сильный мужчина может, но вот делать сложные операции может только обученный человек, лекарь.
– Стало быть волхв, чародей? – спросил староста
– Не совсем, – покачал головой я. – Знать надо, где и как резать. Из того, что я видел, преступник опытный хирург, причем обученный.
– Резник, – заключил староста. – Кровь испущает и струпы раздирает.
Игнат, скорее всего, переводил мой современный на понятный себе язык. Я же старался перевести старые обороты на современный русский язык. Ну да, резник, может делать кровопускание и вскрывать гнойные раны.
– Да, верно, – снова кивнул я. – Получается, преступник, немолодой мужчина, опытный резник, умеет не только вскрывать раны, но и профессионально вырезать органы. Значит, он где-то учился.
– Иноземный, стало быть, – проговорил староста.
– Наверное, – кивнул я.
– Скажи, лекарь, – снова цепкий взгляд прямо в глаза. – Ты же тоже из других земель, яко в грамоте написано. Иноземный, стало быть. Там в немецких землях учат лекарей, людей чтобы уметь резать?
– Поверь мне, Игнат, такому нигде не учат, – я невольно передернул плечами. – Я же тебе сразу сказал, преступник не в своем уме. Научить могут, как раны вскрывать, кровь пускать, да как людей лечить. То, что преступник делает с девушками – абсолютное безумие. Нельзя подобному научить.