Конечно, как медик я знал, что янтарный, почти золотисто-желтый цвет глаз, являлся следствием редких генетических особенностей. И я также знал, что ректор носил линзы карего цвета, объясняя это редкой травмой.
И шрам. Повторить рисунок можно, и в обычном состоянии я бы так и подумал, даже заставил бы себя поверить, чтобы избежать безумия.
Теперь у меня была фотографическая память. Я не просто помнил. Я мог видеть в собственной голове фотографии страницы энциклопедий, загнутые листы или надорванный уголок. И этот выжженный символ я уже видел.
В мельчайших деталях, с неровностями некоторых лучей, шрам злого колдуна Бомелия совпадал с тем, который ректор выдавал за случайный ожог.
«Святый Боже! – я бы перекрестился, если бы смог поднять руку. – Эксперимент был успешным. Он смог создать эликсир бессмертия».
Бомелий повернулся, и я случайно увидел лежащую на столе черную кожаную книгу с золотым символом. Взгляд метнулся на стоящую рядом колбу. В мутном растворе лежал отрезанный мизинец. С четырьмя фалангами.
– Что ты творишь здесь смертный, в моих владениях? – грубый хриплый голос впился тысячами иголок в утомленный мозг.
И вот здесь в самый ненужный момент включилась память. Отдал бы все на свете, чтобы поменяться с кем-нибудь своим необычным даром.
Казалось бы мелочь. Символов черного солнца с двенадцатью большими лучами первым кругом, и двенадцатью малыми лучами вторым кругом, можно найти тысячи во всемирной сети. Подумаешь, мизинец. Как и в средние века, так и в моем времени можно найти более уникальные уродства.
Воспоминание, которое я всеми силами пытался вытянуть из глубин подсознания и в том времени, и в этом, огромной волной хлынуло в мозг. Я сцепил зубы, чтобы не упасть. Позже я подумал, что вспомнить я не мог, так как стоял прочный эмоциональный блок. Как жертва не может вспомнить лица насильника, если это был близкий человек. С университета я обожал самого гениального медика, которого только можно встретить. Я верил всему, что он говорил, и только благодаря его руководству добился невиданных успехов.
Теперь же передо мной стоял злобный и мерзкий убийца, с блестящими черными волосами и горящими от ненависти золотисто-желтыми глазами.
– Хотел узнать, удалось ли тебе создать «вечный напиток», – процедил я сквозь зубы, ощущая не только страх, но растущую ярость.
Блок доверия и уважения разбился вдребезги, и я чудом вспомнил.
Вспомнил, как сидел на лекции в далекой молодости. Вот почему с самого первого убийства я точно знал, зачем высасывалось стекловидное тело и изымались органы, особенно печень. Точно знал, что жертв будет шесть и нужны девственницы. Прекрасно знал ритуал, который повторяет убийца.
Я учился на втором курсе университете, и жил в студенческом общежитии. Безумно радовался, когда, как лучший студент, был приглашен не лекцию известного академика, гения в передовой медицине. С замиранием сердца слушал каждое слово, с обожанием смотря на своего кумира. На то же самое лицо, которое видел сейчас. Разумеется, ректор был аккуратно подстрижен, в черном дорогом костюме, только голос остался таким же.
– Откуда знать можешь, недостойный, о великом делании непознаваемого солнца? – в хриплом голосе отчетливо прозвучала угроза. – Тайны бытия открываются лишь истинным. Что ты можешь знать дитя праха?
Наверное, ключевым моментом, после которого я безоговорочно принял тот факт, что передо мной один и тот же человек, чудом проживший четыреста пятьдесят лет, был голос. Хриплый и с небольшим дефектом. Пугающий и завораживающий одновременно, гипнотическое влияние, не иначе.
Голос ректора моего университета очень четко звучал в голове, и идентичность с тембром, хрипотцой и дефектом голоса Бомелия была очевидной. Фантастика, но это точно был он, проживший несколько сотен лет.
Лекция была по репликации генов и будущем передовой медицины в области регенерирования органов. Ректор начал лекцию с легенды.
Тогда я не задался вопросом, откуда он достал странный манускрипт, в поблескивающей черной коже со странными золотыми символами на обложке? Когда уважаемый мной академик рассказывал про легенду «черных алхимиков» я внимал каждому слову. Возможно, я и готовил доклад, потому что поверил, что алхимики были передовыми учеными, подвергающиеся незаслуженным гонениям. Теперь, глядя на перекошенное лицо с горящими яростью глазами, я больше не верил в невинность алхимиков.