— Дядька… чего-то мне спать охота.
— Вот-вот, поспи. А завтра глянем, что получилось.
Данька поспешно смылся из комнаты, не забыв ружье. А Гордин присел в углу, давая себе отдых.
Он так и сидел, когда фанерная дверь скрипнула, и в комнатушке прозвучал неуверенный девичий голос:
— Ой, здрасьте… А где тетя Лиза?
Гордин открыл глаза, поднялся.
— Здрасьте. Теперь я — тетя Лиза. Вы на прием?
В двери стояла девушка. Не слишком красивая, не особенно привлекательная — просто девушка в простом светлом платье.
— Я… да. То есть нет! Я насчет мамы. Она обычно сама приходит, но сегодня нога разболелась — не может идти. Тетя Лиза всегда соглашалась, тут недалеко. Я заплачу, как всегда…
Девушка достала из сумки мятую бумажку в пятьдесят рублей и протянула. Гордин взял деньги и засунул ей обратно в сумку.
— Вас как зовут?
— Оксана.
— Пойдемте, Оксана. Все равно нет никого.
Дом у Оксаны оказался чистым и опрятным, хотя чувствовалось, что мужских рук не хватает.
Мать Оксаны сидела на кровати с пультом от телевизора в руках. Гордин усмехнулся, заметив, что и она с интересом смотрит новости про новоиспеченного «народного кандидата» Шлыкова.
— Кто вам догадался массаж прописать?! — изумился Гордин, едва взглянув на больные ноги хозяйки. — Это же варикоз, категорически запрещено!
— Да никто не прописывал, — вздохнула женщина. — Лиза придет, бывало, помнет, пощупает — вроде и легче становится. Вы делайте, мне помогает, правда.
— Да нельзя этого, как вы не понимаете!
Гордин положил руки на колени женщине. Чувствовалось, что она стесняется незнакомого мужчину-врача, но Сергея это сейчас мало тревожило.
Он попробовал сконцентрироваться. И уже почти начал «видеть» пальцами структуры тканей и кровеносных сосудов, но его голова вдруг стала тяжелой, виски сдавило.
Он еще не набрался сил после сеанса с Данькой.
— Поговорю в больнице насчет направления в область, к флебологу. Никакой массаж здесь не поможет, а только навредит.
— Да вы делайте, не волнуйтесь! — попробовала убедить его хозяйка. — Мне полегчает, я же знаю. У меня дела еще. Сейчас полежу, потом встану, на огород пойду.
— Вы что, не понимаете? Нельзя! Противопоказано.
Гордин начал собираться.
— Что ж, так и уйдете? — грустно проговорила женщина.
Задумавшись на секунду, Сергей написал на клочке бумаги название лекарства.
— Вот, купите в любой аптеке. Это мазь. Сегодня полегчает, а завтра… Завтра я еще раз зайду. И не вздумайте вставать, если не хотите без ног остаться.
— Откуда такой взялся-то? — спросила мать Оксану, когда Сергей ушел.
— Новенький, наверное, — ответила Оксана, глядя вслед Гордину в окно.
Мать не видела, как по лицу Оксаны скользнула светлая, хоть и немного грустная улыбка.
Возвращаясь на работу, Гордин чувствовал усталость. Больше всего ему хотелось сейчас просто посидеть в тихом месте, где никто не мешает. Или лучше прилечь…
От кирпичного столба на входе в больничный двор вдруг отделилась худощавая ссутуленная фигура молодого человека в несвежей футболке.
— Слышь, доктор! — выкрикнул незнакомец, покачиваясь и дыша густым спиртным духом. — Сюда иди!
Гордин с недоумением обернулся. Незнакомец был не один. Чуть поодаль за стенку держался его товарищ — более взрослый и массивный, но не менее пьяный.
— Ты, что ли, доктор новый? — парень переступил с ноги на ногу и едва не завалился на Гордина.
— Что надо? — спросил Сергей.
— Меня зовут Жека. Мочкин. Слыхал?
Гордин покачал головой.
— Ты мою мать вчера на почте лечил. А ты знаешь, что ты ей два ребра сломал?
— Да! — подал голос второй незнакомец.
— Бывает, — пожал плечами Гордин. — При остановке сердца вообще-то…
— Ты сюда слушай! — перебил его Жека. — Ты человека искалечил! Ей лечиться не на что, она на работу ходить не может!
— Пусть приходит, вылечим.
Гордин повернулся и собрался уходить. Но Жека вдруг схватил его за рубашку.
— Ты чего, не всосал, доктор?! Деньги с тебя! Матери на лекарства! Пятьсот рублей! Сюда положил!
И он подставил Гордину грязноватую ладошку. Второй рукой он продолжал дергать Сергея за воротник.
Гордин уже примерился, как лучше вывернуть руку нетрезвому вымогателю, как вдруг за спиной скрипнули тормоза.
— Эй, голытьба! — из кабины милицейской машины высунулся рассерженный Михалыч. — А ну, марш отсюда! Еще раз увижу — в клетку ночевать отправлю!