– Тук, – сперва несмело ударила в мои пальцы кровь, что текла по артерии ребёнка. – Тук – тук.
– Живой! Он, сука, живой! – орал я словно обезумевший тряся небольшое тело, словно сумасшедший пытаясь разбудить ребенка, одетого по-осеннему в тридцатиградусный мороз. – Открой глаза! Открой!
Но все было бесполезно, мне нужна была помощь, мне нужно было время, мне нужны были силы, а ему тепло и помощь врачей, а я должен выиграть лишь время, дать ему шанс прожить еще час. И все, что зависело сейчас от меня, я сделаю, даже если сам сдохну. Моя куртка слетела с моего замершего тела, шапка слетела с головы и наделась на голову ребенка поверх его шапки. А я, мгновение назад с трудом поднимающийся по лестнице, схватил ребенка и понес безвольное тело к выходу, у которого меня ждал бездомный кобель. Он понимал, что я заплутаю в коридорах, и решил еще раз помочь мне.
– А ты упитанный, братан, – крякнув от напряжения, прошептал я, засовывая разряженный телефон в задний карман.
Я несся словно ветер по бетонным коридорам, не думая о боли в руках или о морозе, что опять усиливался. Не было во мне усталости, но все же я не герой из ненаписанного романа, я падал на бетон на колени, бережно держа на руках свою ношу. Колени болели, собаки гавкали, когда я спустился. Волкодавы кинулись на меня, преграждая путь, и один даже вцепился мне в штанину, жаждая попробовать мою кровь на вкус, и только лишь тихий рык бездомного кобеля остановил их.
– Спасибо, – выдохнул я, взглянув на кобеля и, посмотрев на зеленого дракона, что лежал у контейнера на снегу, с уверенностью, что он меня поймет, добавил. – Найди меня позже, и да, дракон теперь твой.
Когда люди не верят что могут справиться, когда идут по грани внутри что-то щелкает, мозги отключаются. Я бежал по дороге прямо на уазик не помня себя, я кричал им что-то, они кричали на меня. И только когда я сидел в больнице под пледом с горячей кружкой кофе в руках, мне рассказали, где я был и что делал.
Огромная стройка на краю города, тысячи тонн бетона, десятки зданий, и я нашел ту единственную комнату, где горел огонек. Патрульные два часа искали ту комнату, чтобы проверить мою историю и с трудом нашли, потом по следам прошли тот же путь что и я. Я несся с ношей по морозу три километра, рвя жилы и не жалея себя. Все это было как в тумане в моей голове – сугробы, что я пересек, и километры, что я пробежал, не помня себя перед тем, как выскочить на дорогу. И, как итог.
– Девочка спит, – проговорил лысый доктор, с улыбкой смотря на меня. – Обморожений нет, она вымотана, но здоровью и жизни ничего не угрожает.
Девочка, ухмыльнулся я, я-то думал что нес парнишку, а, оказывается, тащил пятнадцатилетнюю девчонку, что из-за какой-то мелочи выгнали из дома или она сбежала, что уже не важно. И там, в коридоре, томятся ее мама и папа, нет, они нормальные, я это увидел с первого взгляда, просто так бывает – ссора по пустяку. А потом как результат – труп на стройке. Это жизнь, так случается, но только не в новогоднюю ночь, не в мою смену.
Улица, ночь, фонарь и ночная тишина, с неба падал снег, мороз отступал и я тихо брел по улицам города. Меня предлагали довезти патрульные, а врачи советовали остаться в больнице. Они все поверили, что я увидел огонек костерка и пошел на стройку, но только не лысый врач, что смотрел на меня с доброй и практически отеческой улыбкой.
– Лекарь, всех не спасти, – шепотом проговорил он, когда я надевал куртку и собирался уходить.
– Я знаю, но стараюсь делать то, что могу, и делать хорошо, – ответил тихо я, а патрульные опрашивали родителей девочки, и я слышал, как рыдает мать, как глотает таблетки от сердца отец. Они не спали уже три дня, а я всего лишь два. – Девочка спасена, а дальше будь что будет.
– Только не вини себя в их бедах и что не смог спасти всех, – крикнул в спину доктор, когда я уже выходил из кабинета. – Не хочу увидеть тебя в морге!
– Все мы там будем рано или поздно, – недовольно пробурчал я. – Бессмертных нет.
И вот, уставший, я шел туда, где все началось прошлой весной, с пакетом, в котором лежала бутылка дорогого вина, его мне всучили силком родители девочки, а я не знал даже её имени. Потому что это было не важно, важно иное, она живая и обнимает родных. Когда пройдешь по грани, то все ссоры не имеют значение. Вот и у них все забылось и единственное, что я сказал ее отцу так это:
– Не доводите до грани, – тихо проговорил я и растворился в темноте ночного города.
В ночном воздухе больше не было запаха крови, он был чист, и я наслаждался каждым вздохом, а телефон был заряжен и в нем добавилось пара номеров. Один я удалил сразу, незачем родителям девочки мне звонить, а вот врача я оставил и не заблокировал.