— Ты держал людей в страхе, — возразил я. — Грабил, убивал, насиловал. Ты превратил жизнь выживших в ад.
— Я обеспечивал порядок и защиту! — его голос внезапно повысился, в нём прорезалась сталь. Кулак с силой ударил по столу, заставив подпрыгнуть металлическую пепельницу. Лицо исказилось от едва сдерживаемой ярости, а вены на висках вздулись.
— Ты думаешь, это было просто? — он сжал челюсти так, что желваки заходили под кожей. — Пока все отсиживались по своим убежищам, мои люди каждый день выходили на зачистку. Мы теряли бойцов почти в каждом рейде. Помнишь Зубного с Маяка? Три года воевал с чеченами, а в итоге его разорвали Отожравшиеся в Озерках. А Стрелка? Лучший снайпер группы — его мы даже похоронить не смогли, когда зомби-псионик расплавил его в луже кислоты. Ты вообще видел хоть раз мертвого Телекина пятнадцатого уровня? Представляешь на что он способен? Один такой вышел на нас в туннеле метро. Шестеро бойцов-псиоников — и все шестеро превратились в фарш за полминуты.
Он резко поднялся со стула и прошелся по кабинету, не в силах сдерживать переполнявшую его энергию.
— Да, я требовал плату, — прошипел он, оборачиваясь ко мне. — Еду, женщин. И это была, черт возьми, честная сделка! Моя защита в обмен на ресурсы. Думаешь, я получал удовольствие, собирая дань с выживших? Это была необходимость! Чем кормить бойцов? Как поддерживать боевой дух в этом аду и как удерживать моих отморозков от тотальной анархии?
В его глазах горело что-то похожее на искреннюю убежденность в своей правоте, и это пугало больше всего.
— Мои Немертвые сражались с тварями, пока остальные прятались за стенами своих убежищ, молясь, чтобы мертвяки до них не добрались. И знаешь что? Если бы не мы — никого из них уже не было бы в живых. Никого!
Рогов глубоко вздохнул, возвращая контроль над эмоциями.
— В новом мире выживают сильнейшие, Макар. Это закон природы. И мои методы, какими бы жестокими они ни казались, работали. Люди были живы. Напуганы, да. Но живы.
Я смотрел на него, не веря своим ушам. Он действительно считал себя спасителем и защитником человечества?
— Ты использовал людей, — сказал я тихо. — Превращал их в марионеток для своих извращённых игр. Отдавал молодых девушек своим псам на растерзание!
Уголок его рта дёрнулся в неприятной усмешке.
— А ты никогда не рассматривал ситуацию с моей стороны? — спросил он, наклоняясь вперёд. — В мире, полном мертвецов, люди — главный ресурс. Каждый должен приносить пользу. Кто-то сражается с тварями. Кто-то добывает припасы. Кто-то лечит, кто-то строит… А те, кто не может дать обществу ничего кроме своего тела? Что ж, — он пожал плечами, — такова их функция.
Его глаза впились в меня, холодные и расчётливые.
— Если девушка к двадцати годам, из которых пять лет провела в зомби-апокалипсисе, так и не смогла научиться какой-либо полезной профессии, чтобы не быть для остальных обузой, то… что поделать? Пусть отрабатывает тем, что дала природа.
— И ради этого нужно было пытать, насиловать, заставлять матерей убивать своих детей? — я не сдержался. — Все эти твои зверства с отрезанными головами, публичными казнями… это что, тоже часть твоего «порядка»?
Рогов на мгновение замер, затем криво усмехнулся.
— Под моим началом были звери и пострашнее, Макар. Люди, которые получали удовольствие от чужой боли. Которые убивали просто потому, что могли. И знаешь, что я понял? Править можно только двумя инструментами — страхом и уважением. Одни должны бояться, другие — уважать. А для этого необходимы показательные акции. Иначе никак.
Я почувствовал, как желчь подступает к горлу. Его слова, его тон, его бесчеловечная логика — всё это вызывало во мне физическое отвращение. И в то же время… в глубине души я понимал, что с точки зрения голой прагматики в его словах была доля истины. В мире, где каждый день мог стать последним, где ресурсы ограничены, а опасность вездесуща, человечность и мораль становились непозволительной роскошью.
Но принять такую логику означало бы отказаться от всего, что делает нас людьми.
— Я не хочу жить в мире, где не остаётся места человечности, — произнёс я. — Где ценность человеческой жизни определяется только практической пользой.
— Благородно, — усмехнулся Рогов. — Но, боюсь, у тебя просто нет выбора. Этот мир уже такой. И он не станет добрее только потому, что ты хочешь верить в лучшее в людях.
Он встал и подошёл к карте на стене, указывая на обозначенные красным участки.