Выход, юноша, всегда там же, где вход. Где у нас, у слабого пола, парадная дверь? Она что, прячет её, затыкает, камуфлирует?
Нет у твоей благоверной никаких сексуальных отклонений. Скорее у тебя проблемы.
– Бред какой-то. Причём здесь я. Да я любую бабу до оргазма могу довести. Хочешь – повторю?
– А не хочу. Надоел ты мне. И вообще… притворялась я, что ты мне люб, что половой гигант. Сам посмотри, куда твой солдатик спрятался… а-я-яй, испужался! Что это? С ним… неужели возраст, импотенция?
– Дура ты, Людка!
– Не фамильярничай. Для тебя – была и до гроба буду Людмила Анатольевна. На что спорим – за две недели в конченого импотента тебя превращу.
– Хвасталась редька, что с мёдом хороша… ясам по себе. Тьфу на тебя, зараза. Больно ты мне нужна. Баб кругом – пруд пруди. Любая даст.
– Неужели! А морковка не отвалится!
– Не боись, у меня опыт… и практика!
– А давай проверим. Пять тысяч ставлю. Не деревянных, зелёных рублей: наколдую – никогда больше не встанет. На меня в том числе.
Сергей психанул, вылетел из квартиры пулей, хлопнув дверью так, что с потолка извёстка посыпалась.
Через неделю заявился с поникшей головой, – ты чего, зараза, натворила со мной!
– Не ты, а вы. О чём поговорить желаете, юноша… не стоит! Я предупреждала.
Импотенция – родная сестра фригидности. Возьми в руки бабочку, с крылышек в момент экзотический бархат облетит, даже если очень-очень нежно её погладить. То же с потенцией. Влечение – как те крылышки: осторожности требует, но с функциональной и этической спецификой. Я не волшебница, не заклинатель, не маг. Сам ты себя, мил человек, кастрировал и стреножил. Страхом способность возбуждаться и чувствовать изувечил.
Одно могу сказать – состояние это болезненное, но не фатальное. В голове оно, в мыслях.
Я лишь показала тебе, отчего жена сначала до двух раз в неделю интимный паёк сократила, а теперь до одного.
Желание – продукт коллективного творчества. Хвастовство твоё, будто любую бабу до оргазма довести сумеешь – заблуждение. Чтобы партнёрша удовольствие получила, прежде её завести нужно. Сколько искренней теплоты отдашь, столько к тебе и вернётся. Постараешься – с прибытком. Ну что, малыш, дошло? Лечиться будем или как?
– Прости меня, Людмила Анатольевна, ради всего святого прости.
– За что, малыш? Если бы знал, как я тебя люблю. Не судьба нам быть вместе, не судьба. Светке твоей больше повезло. Ладно, я не в претензии. Она красивее, моложе, глаже… была. Скоро сравняемся. Время своё возьмёт. Ты никогда не задумывался, что дочка твоя, Юленька, когда родилась, в двадцать раз моложе тебя была. Теперь лишь в пять, через десять лет – меньше, чем в три будет.
Такая вот странная арифметика. Даже параллельные прямые в перспективе рано или поздно пересекутся. Может и мы с тобой – тоже. Не бери в голову, мечтаю так. Я старая – мне можно. Ого, что это у нас так браво топорщится? Помнишь, как мы с тобой в одной кровати первый раз оказались?
– Ещё бы. Тот ещё аттракцион был. Ни за что не решился бы, кабы не пунш, которым вы меня на выездной практике от простуды лечили.
– А как мне-то страшно было. Тебе восемнадцать, мне – двадцать восемь. Я педагог, ты – студент первокурсник. Открою великую тайну: ты у меня тоже первый был. Да что говорить – до сих пор первый. Вру я, что ходит ко мне кто-то. Я бы не подпустила.
Не представляешь, как я тебя к Светлане ревновала! Думала – головой тронусь.
Победила молодость. Но я терпеливая, могу ещё подождать. Только не теперь, не сейчас. Хорошее лекарство и мне не помешает.
Не, меня не обманешь – стоит, приветствует!
Конец