В 1960 году Кастанеда окончил факультет антропологии Калифорнийского университета. Затем, когда он в Аризоне занимался исследованием медицинских свойств растений, он встретил индейца яки, согласившегося помогать ему. Молодой натуралист предложил своему живописному проводнику дону Хуану Матусу пять долларов в час за услуги, но индеец, находившийся на положении слуги, отказался. Кастанеда не знал, что старый житель сельской местности был бесстрашным магом, Нагвалем, который искусно втянул его в игру, рассказав ему Миф об Энергии (Тайша называет это Магическим Театром). В качестве оплаты за свои услуги дон Хуан потребовал что-то совершенно другое, а именно, «полного внимания» со стороны Кастанеды.
Из отчета обо всем этом родилась удивительная книга — «Учение Дона Хуана: Путь знания индейцев яки». Она мгновенно стала классической, начисто срывая петли с затворов восприятия и электризуя целое поколение. После этого он продолжил «снимать шелуху с лука», добавляя все новые и новые сведения из своих полевых записей, содержавших убедительные разъяснения, относящиеся к неординарной реальности, в которой теряется самость. Если эту работу назвать «Исчезновение Карлоса Кастанеды», все может быть неправильно понято. Кастанеда говорил: «Нужно найти другое слово вместо магии — оно слишком темное. В нашем сознании оно ассоциируется со средневековой нелепостью — ритуалами, злом и т. п. Мне больше нравится название «путь воина» или «мореплавание», поскольку то, что делает маг, похоже на путешествие».
Он писал, что рабочим определением магии является «способность получать и воспринимать энергию напрямую». Маг говорит, что в своей основе мир похож на материнскую матку, где рождается энергия, которая раскаленными жгутами прорывается наружу, превращаясь в осознание — практическую осведомленность. Эти жгуты образуют сплетения, содержащие в себе все возможные миры, каждый из которых так же реален, как тот, в котором находимся мы и который вовсе не является единственным в бесконечности. Маги называют известный нам мир «человеческой связкой» или областью «первого внимания».
Маги также «видят» сущность человеческой формы. И она не сводится лишь к соединению плоти и костей на некоей «обезьяньей основе», но там присутствует яйцеобразный светящийся шар, способный перемещаться вдоль упомянутых выше раскаленных жгутов в другие миры. Но что же удерживает их от этого? Маги думают по этому поводу, что мы скованы социально-ориентированным воспитанием, которое хитростью принуждает нас воспринимать мир как место, заполненное твердыми и ограниченными предметами. Мы проходим наш путь до могилы, не признавая своей магической сущности. Мы запрограммированы обслуживать свое эго вместо того, чтобы служить духу. Прежде чем мы узнаем эту тайну, битва оказывается проигранной, и мы умираем, жестко прикованные к своему «Я».
Однажды дон Хуан Матус сделал интригующее предположение. Он спросил, что произошло бы, если бы Кастанеда распустил свой отряд? Если бы он высвободил энергию, обычно занятую ухаживанием и идущую на взаимодействие полов? Если бы он уменьшил важность самого себя и отказался от защиты, поддержания и демонстрации своего эго? Если бы он перестал беспокоиться насчет того, любят его или нет, признают ли и восхищаются ли им? Хватило бы тогда ему энергии, чтобы увидеть трещину между мирами? А если бы хватило, то смог бы он пройти сквозь нее? Старый индеец поймал его на понятии «намерения», связанного с миром магов.
Так чем же занимается Кастанеда в течение дня? Разговаривает с сумасшедшими обезьянами. В настоящее время — где придется: на частных квартирах, в балетных студиях, книжных магазинах. К нему стекаются люди со всего мира: представители Нового Сознания из прошлого, настоящего и будущего, члены групп, занимающихся энергетикой, пытающиеся быть вне общества, и шаманы, коммивояжеры, разоблачители, просветленные мечтатели, кабинетные ученые, люди из высших слоев и растлители, созерцатели и важные шишки, бешеные собиратели автографов, молодые Нагвали в процессе становления и многие другие.
Некоторые из них хотели бы написать о нем книгу, наиболее ленивые — хотя бы главу. Другие хотели проводить семинары, ну, те, которые за деньги. «Они приходили и слушали часами, — говорил он, — а на следующей неделе они уже читали лекции о Кастанеде. Ну что тут поделаешь — таковы обезьяны». Он часами стоял перед ними, одновременно возбуждая и устрашая их энергетические тела. В результате они оказывались в состоянии, когда одновременно горячо и холодно, что-то вроде сухого льда. С изощренностью родового бога он выдавал им странноватые сказки о свободе и силе, которые появлялись из него, как из пустой ходячей трубы. Они получались изящными, непристойными, вызывающими оживление среди слушателей, от них стыла кровь в жилах, и они были точны, как будто выполнялись скальпелем хирурга. Спросите меня что угодно! Что вы хотите знать еще? Он обращался к ним чуть ли не с мольбой. Почему Кастанеда и компания делали себя доступными? Почему теперь? Что было в этом для них?