Годом позднее Кастанеда встретился с одним из последователей Гурджиева. Это произошло в Лос-Анджелесе по настоянию одного из его друзей. Похоже, последователь подражал Гурджиеву во всем.
— У него была бритая голова и огромные усы, — сказал он, руками показывая размер усов. — Как только мы вошли, он энергично схватил меня за горло и нанес несколько сильных ударов. Тут же он сказал, что мне надо покинуть моего учителя, поскольку это было пустой тратой времени. Он собирался за восемь или девять занятий научить меня всему, что мне нужно знать. Можете себе представить? Всего за несколько занятий он мог научить кого-нибудь всему.
Кастанеда также сказал, что этот последователь Гурджиева упомянул об использовании наркотиков для ускорения процесса обучения.
Беседа была недолгой. Похоже, приятель Кастанеды сразу понял смехотворность происходящего и глубину своей ошибки. Он настаивал на этой встрече потому, что был убежден, что Карлосу нужен более серьезный учитель, чем дон Хуан. После беседы с последователем Гурджиева он ушел, сгорая от стыда.
Мы прошли шесть или семь кварталов. Некоторое время мы говорили о подобных вещах. Я вспомнила, что читала в «La Gaceta» статью Хуана Товара, в которой он упоминал о возможности снять фильм по книгам Кастанеды.
— Да, — сказал он, — в свое время говорили о такой возможности. Позднее он рассказал нам о своей встрече с продюсером Джозефом Ливайном. Наибольшее впечатление на Кастанеду произвели размеры стола, за которым возвышался продюсер, и его слова, которые были едва различимы из-за кусочка сахара, который он держал в губах.
— Он держался так, как будто стол был возвышением для трона, — объяснил он, — а я находился у его подножия. Очень могущественный человек! На его пальцах было множество колец с крупными камнями.
Кастанеда к тому времени уже сказал Хуану Товару, что последняя вещь, которую он хотел бы видеть, — это Энтони Куинн в роли дона Хуана. Похоже, кто-то уже предложил Миа Фарроу на одну из ролей...
— Снимать такой фильм очень трудно, — сказал Кастанеда. — Это не этнографическая история и не фантастика. В конце концов проект провалился. Маг Хуан Матус сказал мне, что его невозможно было бы снять вообще.
Примерно в то же время его пригласили участвовать в шоу типа Джонни Карсона и Дика Каветта.
— В конце концов, я не мог принять приглашения подобного типа. Что бы я ответил Джонни Карсону, если бы он спросил меня, разговаривал ли я с койотом или нет? Что я сказал бы? Я бы сказал да... и что тогда?
Несомненно, ситуация могла бы стать чрезвычайно смехотворной.
— Дон Хуан обязал меня засвидетельствовать существование традиции, — сказал Кастанеда. — Он настаивал, чтобы я давал интервью и устраивал конференции. Это помогало распространению книг. Позднее он заставил меня бросить все это, поскольку работа такого сорта отнимает много энергии. Участвуя в таких мероприятиях, вы должны вкладывать в них свою энергию.
Кастанеда объяснил нам, что, печатая книги, он покрывал расходы всей группы.
— Дон Хуан, — сказал он, — поставил передо мной задачу записать все, что говорят маги. Моя задача — не что иное, как писать книги, пока однажды они не скажут мне «достаточно, на этом остановись». Какое влияние оказывают мои книги, мне неизвестно, поскольку я нахожусь в стороне от всего, что происходит здесь. Весь материал книг принадлежит дону Хуану и женщине-Толтеку. Они ответственны за все, что там написано.
Тон его голоса и его жесты произвели на нас большое впечатление. Было понятно, что в написании книг задачей Кастанеды было повиновение. Его целью было не что иное, как быть безупречным получателем и передатчиком традиции и учения.
— Я веду своего рода журнал, — продолжил он после небольшой паузы, — что-то типа учебника. За эту работу отвечаю я. Я бы хотел найти серьезного издателя, чтобы опубликовать его и распространять между заинтересованными лицами и центрами для изучения.
Он сказал нам, что подготовил 18 частей, в которых, он надеется, ему удалось подытожить все учение Толтеков. В работе он опирался на феноменологию Гуссерля в качестве теоретической парадигмы, чтобы быть понятным читателю.