Светоч холодно смотрел представление и не выказывал отвращения. Смотрел деловито, зорко. Так опытные собаководы наблюдают собачью случку.
Алла исчезла и вернулась, несла чашку. Поднесла Чулаки, и тот стал жадно лакать. Должно быть это был настой из лесных колокольчиков, ввергавший мужчин в безумие. Алла села на кровать, бесстыдно распахнула лоно. Опоенный отваром Чулаки впал в галлюцинации. Ему чудилась огненная пещера, куда он прянул. Двигался в лабиринте, попадал в тупики и ловушки, кружил в подземелье. Чулаки схватывался с невидимыми врагами, катался по полу. На него налетали огромные чёрные пауки, и он, махая руками, отбивался. Его обвивали змеи, и он сдирал с себя их скользкие жалящие тела. Он подпрыгивал, словно ступал по гвоздям. Закрывал ладонями темя, будто на него лился расплавленный свинец. Выбрался из лабиринта и увидел перед собой громадную, до неба, женщину. Она подняла его и сжала коленями. Алла душила Чулаки галстуком. Они рвали простыни, расшвыривали подушки, а потом отпали, как две пиявки. Алла откинулась, свесив с кровати ногу. Чулаки лежал на полу, прижимая к волосатой груди женскую туфлю.
Съёмка оборвалась. Экран погас. В кабинете было душно, пахло мясным прилавком. Михаил Соломонович не знал, чему стал свидетелем. Светоч молчал, словно давал остыть раскалённому воздуху.
— Что мне напоминает всё это? — задумчиво произнёс Светоч. — Что-то очень знакомое.
— Это похоже на «Сон Татьяны» из спектакля режиссёра Серебряковского «Евгений Онегин». Очень спорная постановка.
— Сталин вбивал им в колени гвозди и расстреливал в Бутово. Андропов насильно выталкивал их за границу. Эти уедут сами.
Михаил Соломонович ждал пояснений этой загадочной фразы. В ней таилось грозное содержание, чудились глухие гулы близких перемен, трясения, сулившие множество бед. Беды коснутся всех и Михаила Соломоновича. Он ждал, что Светоч продолжит, но тот молча мерцал хрусталём.
— Вы, Михаил Соломонович, оказали большую услугу государству. Государство умеет ценить такие услуги.
Михаил Соломонович скромно опустил глаза.
— Мы окружены предателями и изменниками. Скоро они себя обнаружат. Государство нуждается в преданных гражданах.
— Я всегда был и остаюсь русским государственником. Мне отвратительны все эти «западники», предающие Родину за «чечевичную похлебку», — Михаил Соломонович плохо сознавал, кого он называл «западниками», продающими Россию за «чечевичную похлебку». Но замечание было уместно.
— Вам не нужно напоминать, Михаил Соломонович, что теперь вы владеете государственным секретом. Его разглашение является преступлением.
— Для меня это очевидно, Антон Ростиславович.
Светоч открыл красную папочку, извлёк листок бумаги, протянул Михаилу Соломоновичу.
— Вот список персон, с кем должна встретиться ваша подопечная. Надеюсь, у них у всех отрастёт шерсть. Передайте своей подопечной, что она своей жертвенностью заслуживает орден.
— Передам непременно. Она, как и я, государственница.
Михаил Соломонович рассматривал список персон. Это был поразительный список. Здесь значились ректор Высшей школы экономики Лео, режиссёр модного театра Серебряковский, видный публицист Формер, вице-премьер правительства Аполинарьев. И, что самое пугающее, в списке находился всемогущий заместитель главы Президентской администрации Иван Артакович Сюрлёнис. Перед ним, как и перед Чулаки, заискивали и трепетали губернаторы и чиновники высочайшего ранга.
— Все они должны покрыться шерстью? — робко спросил Михаил Соломонович.
— Можно и чешуёй, — холодно ответил Светоч. — Обдумайте и доложите последовательность проводимой операции.
Слово «операция» делало Михаила Соломоновича тайным агентом секретной службы, которую возглавлял Светоч, а быть может, и Президент. Говорили, что у Президента есть личная разведка, именуемая группой «К», то есть «Кобра». Теперь, возможно, Михаил Соломонович становился агентом «Кобры».
— Доложу о проведении операции, Антон Ростиславович.
Михаил Соломонович покидал Кремль в предчувствии грозных перемен. Под куполом колокольни Ивана Великого бежала золотая строка: «И он промчался пред полками, могущ и радостен, как бой!»
«Что-то украинское», — подумал Михаил Соломонович, садясь в машину.
Глава пятая
Он выполнял предписание Светоча, тщательно репетировал с Аллой каждую её встречу. Репетиция выглядела, как небольшой домашний спектакль с двумя актёрами в постановке Михаила Соломоновича. Он питал слабость к режиссуре.