Встреча с ректором Высшей школы экономики Лео состоялась в подмосковной усадьбе Гребнево. В сумерках парка Алла и ректор Лео, обнажённые, не ведающие стыда, как Адам и Ева в раю, бегали среди деревьев и ловили светлячков. Они купались в пруду, и Алла учила ректора Лео дышать из-под воды сквозь тростниковую трубочку. Она шаловливо затыкала трубочку пальцем, и ректор бурно всплывал, и Алла его топила. Они барахтались в пруду, расплёскивая отражение луны. Алла учила ректора квакать по-лягушачьи, и тот на четвереньках, высунув из воды голову, квакал, и с таким упоением, что ночной сторож парка метнул в него палку и подбил глаз. Утомлённые, обмотанные тиной, они лежали на берегу пруда, и на успокоенной воде сияла лунная дорожка и мерцала лягушачья икра.
С режиссёром Серебряковским встреча проходила в цеху металлургического завода. Серебряковский в театре поставил спектакль «Ад» по Данте. Там изображал муки, ожидающие депутатов Государственной думы и сенаторов. Алла раздела режиссёра, обмотала цепями и окунула в котёл с расплавленной сталью. Она положила Серебряковского на лист раскалённого докрасна железа и смотрела, как он подгорает. Вставила ему меж ягодиц шипящий автоген, и режиссёр носился, как ракета с огненным соплом. Алла сунула Серебряковского под пневматический молот и расплющила в плоскость. Поместила под пилы и раскроила. Она сверлила его, фрезеровала, снимала стружку. Превращала в коленчатый вал, в кочергу, в мотыгу, в обоюдоострый меч, перековывала меч на орало. Режиссёр вопил от наслаждения, кричал:
— Поддай! Поддай!
Алла полила его кипящим маслом, ввинтила в глазницу болт, поправила причёску, помогла одеться и проводила до проходной.
Вице-премьер Аполинарьев упросил Аллу считать его коровой. Алла, прелестная пастушка, подвязала на шею Аполинарьеву колокольчик, набросала на пол сена и стала его пасти. Аполинарьев встал на четвереньки, звенел колокольчиком и ел сено. Алла иногда хлестала его бичом, перегоняя с места на место. Аполинарьев пытался забодать Аллу, она уклонялась, бегала по комнате, совлекая с себя стеснявшую одежду, а когда корова успокаивалась, Алла начинала её доить. Надой был невелик.
Публицист Формер, едва оказался наедине с Аллой, стал изображать памятники.
Забрался на табуретку, по-ленински вытянул руку и замер. Алла стала его сносить, ломая табуретку, пока он, голый, с вытянутой рукой, не завалился на бок. Формер снова влез на табуретку, руки по швам, грозный железный взгляд. Вылитый Феликс Дзержинский. Алла накинула ему на шею петлю и сволокла с табурета. Формер перевернул табурет, залез в него по пояс, крепко сжал кулак — Карл Маркс из гранитного камня.
Формер скривил плечо, сделал безумный взгляд, изображая памятник Достоевскому, и велел Алле надеть на него смирительную рубашку. Взял в руки цилиндр, задумался, печально склонив голову. Теперь это был Пушкин. Добиваясь удивительного сходства, он изображал памятники Маяковскому, Горькому, Гоголю. Просил Аллу осквернять памятники, и та выдавливала на него масляную краску, зелёную, жёлтую, красную. С поразительной достоверностью он изображал памятник Носу и чижику-пыжику, а также памятник Петру Великому, для чего привязал к спине табурет и встал на дыбы, взметнув копыта. Но поразительного сходства с оригиналом достиг памятник Рабочему и Колхознице. Голые, в масляной краске, Формер и Алла стояли на столе, один воздел молоток, другая ножницы. И так стояли, до окончания записи.
Михаил Соломонович извлекал из видеокамер флэшки и относил Светочу, оставляя себе копии. Светоч не приглашал Михаила Соломоновича на просмотры, и тот не обижался. Понимал, что подобные фильмы лучше смотреть в одиночестве.
— Когда вы положите мне на стол запись с Сюрлёнисом?
— В ближайшие дни. Ищу подходы к Ивану Артаковичу.
— Хочу, чтобы вы понимали. Все эти безобразные сцены могут показаться обычными извращениями. Но это обряды. Эти обряды, по мнению означенных персон, открывают путь в Параллельную Россию, или, как они говорят, Россию Мнимую. Впрочем, вам это необязательно знать. Вы технический исполнитель, не более.
Михаил Соломонович был потрясен. Ему приоткрылась тайна, уразуметь которую не дано. Политика вершилась не на думских дебатах, не в министерских кабинетах, а в таинственных сферах, куда обывателю путь был заказан. Там обитали избранные, исповедующие вероучения.
Оставался последний заказ, едва ли выполнимый. Заместитель главы Президентской администрации Иван Артакович Сюрлёнис не был замечен в пороках. Являл собой образец служения. Был виртуоз интриг, размягчал возникавшие в обществе сгустки, создавал напряжения, уводил по ложному следу оппозицию, плодил фальшивые организации, сталкивал лбами лидеров, сеял слухи, множил мифы, сотворял вокруг Президента Троевидова ореол богоизбранности. Его не волновали женщины. Его женщиной была Россия, прекрасная дама, которую он обожал религиозно и целомудренно.