— Но ведь Сюрлёнис «западник»! — философ Клавдиев хмыкнул, выражая этим хмыканьем неверие. — Его ближайшие друзья — махровый «западник» Чулаки, англоман профессор Лео, гарвардский выпускник вице-премьер Аполинарьев, наш несокрушимый «француз» Формер, любимец театральной Европы Серебряковский. Как он выглядит в такой компании?
— От «компаний» избавляются, — назидательно произнёс политолог Суровин. — Что сделал Иосиф Сталин со своей «компанией»? Иван Артакович легко пройдёт в президентский кабинет по спинам вчерашних друзей.
— И по спине «ветхого» Президента, — кивнул писатель Войский.
— Ему всё можно простить, если он решит порвать с Европой, с этой гадиной, которая во все века жалит Россию. Нужно вышвырнуть европейскую змею из русского дома! — философ Клавдиев взволновался, и в его профессорской бороде появился оскал, а в глазах полыхнул фиолетовый пламень. — Русский человек должен вытопить из себя европейца!
— Если вытопит, кто в нём останется? — усмехнулся Суровин.
— Небожитель! — воскликнул Клавдиев.
— Я знаю вашу теорию. Россия граничит с Царствием Небесным. И если русского хорошо отмыть, в нём обнаружится небожитель, — посмеивался писатель Войский.
— России нужен лидер, который раскалит русскую мартену и переплавит в ней Эйфелеву башню, Кёльнский собор, Колизей, Статую свободы! — не замечал насмешки Клавдиев. — Всё должно пойти в переплав!
— Какой же новый лидер, отекая сталью, поднимется из русской мартены? — спросил политолог Суровин.
— Сталин! — засмеялся Войский.
— А как вам понравился пассаж о параллельной России? — Клавдиев иронично поднял плечо.
— Ничего удивительного, — Войский столь же иронично щёлкнул в воздухе пальцами. — Власть не может усовершенствовать Россию реальную и хочет перескочить в Россию параллельную, где все усовершенствовано. Не отделаются! Либо совершенствуйте, либо Пугачёв и Ленин!
Мужчины проглотили креветок, допили вино, раскланялись и удалились.
Михаил Соломонович рад был остаться с Ланой. Но к столику подошли двое. Высокий красавец с лицом, незаменимым в фильмах о русских богатырях и сталинских лётчиках. С ним коренастый, с крутыми плечами боксёра, с упрямой головой на крепкой короткой шее.
— О, дорогие Чук и Гек! — обрадовалась Лана. — Михаил Соломонович, представляю вам двух отважных искателей. Мастера журналистских расследований. Чук, он же Чукотский. И Гек, он же Гектаров. А это Михаил Соломонович Лемнер, как и вы, искатель. Он снаряжает экспедицию на Северный полюс и в Африку.
— В Африке мы можем встретиться, — Чук протянул Михаилу Соломоновичу большую тёплую ладонь. — Мы начинаем расследование «африканского золота». Оно вдруг заинтересовало русских олигархов. Африканские слёзы, русская кровь, французское оружие и золото олигархов.
— Мы ищем спонсора, который оплатит нашу поездку в Африку. Такого не знаете? — Гек сжал руку Михаила Соломоновича маленькой, с железными мозолями, ладонью.
— Их последнее расследование касалось киевского майдана, — Лана взялась объяснять Михаилу Соломоновичу суть расследования. — Кровь майдана, государственный переворот могли избежать. Тогда бы Крым остался украинским, Донбасс не восстал, добрые отношения с Европой сохранились. Но случилась кровь, переворот. Отношения с Европой поставлены на грань войны. И всё из-за некоего человека, который прибыл в Киев и спровоцировал пролитие крови. Я правильно объясняю?
— Ты же всё предсказала, — Чук смотрел на Лану мужским ярким взглядом. — И Крым, и Донбасс, и скорую войну, и человека ты предсказала.
— Человека предсказать невозможно. Вы его обнаружили, но имя не называете. Если бы не он, всё бы кончилось миром. Майдан рассосался. С Европой друзья. Из Москвы в Венецию, из Вены в Петербург. Но был человек. Назовите имя!
— Стабильность Европы — это стабильность взведённого оружия, — произнёс Чук. — Хорошо смазанные отшлифованные детали, пружины, упоры и маленький спусковой крючок. Слабое нажатие и удар, выстрел. Человек, о котором речь, слабо нажал на спуск.
— Так кто человек? — настаивала Лана.
— Был человек. Долго мы его вычисляли. Ждали, когда появится на Майдане. Помнишь, Гек, как хохлы тебя чуть не прибили?
— Не прибили.
— Представляете, Майдан, палатки, мороз. Бочки железные с углями. Руки в бочку сунем и греемся. Барабаны, дудки. Толпища. На трибуну лезут, москалей поносят. Видим, идёт. На голове капюшон, руки в карманы. Лица не видать. За ним охрана. Гек рванулся, подлетел: «Пан Гричевский! Пан Гричевский!» Охрана за пистолеты, с кулаками, Гека дубасят. А я на телефон сфотографировал. На Гаагском трибунале могу предъявить.