- Что Сан-Франциско, Димуля? Как мама?
Они выходят из отеля под руку. Димка во всем белом. На плече его "сумка-педерастка", его название. Между средним и указательным, украшенным громадным изумрудом - "остатки шанхайской роскоши!" - неизменная сигарета с золотым ободком у фильтра, "Санкт Мориц".
- Верок, мы пойдем в бар соседнего отеля, там вид на закат лучше, романтичней. Да и коктейли там больше. Я возьму желто-красный, к твоему наряду, а ты... ну, шалунья, ты для Димки-мудилкиного костюма - кокосовый!
Файв о'клок в полном разгаре. Официанты снуют, разнося "вазы" с напитками. На небольшом помосте две гавайские девушки танцуют под аккомпанемент гавайских - но в основном они, видимо, откуда-нибудь из Иллинойз - музыкантов... Они в третий раз меняют столик, выбрав наконец место, где океан и полосу горизонта не заслоняют ни лысины, ни шляпы. Коктейли надо придерживать двумя руками.
- Ну, что Сан-Франциско... Я весь в какой-то замотке после поездки в Москву, ябусь с карточками, чтобы все получили в срок. То народ дома, то сам куда-то пру. Бардак и пивная лавочка. Мама в жутком склерозе. Про какие-то акции прошлого века вспомнила!
Мать Димы, маленькая, хрупкая женщина, до сих пор, видимо, не понимала, что же такое произошло с ее сыном. В Шанхае она была женой богатейшего человека, и ее сын в восемнадцать лет разъезжал по городу на белоснежном "бугатти" с шофером. "Бугатти" был единственным в городе. Они убежали в Америку, в Сан-Франциско, и жили с продажи ценностей, привезенных из Шанхая. После смерти Диминого отца мать его совсем превратилась в старушку... Верка вдруг думает, что и Дима тоже чем-то похож на старушку. На бабушку Диму, как он сам себя именует иногда. Разговаривает он тоже как старые русские бабушки, употребляя уменьшительно-ласкательные прилагательные "милый и славный".
"Димочка!" - слышат они за спинами и, оборачиваясь, видят сашу с компанией. Дима радостно откликается и, пойдя навстречу, обнимает сашу. Виктор дергает углом рта. Дусик глядит с любопытством. "Они дикари! - думает Вера Стоят и будто ждут, что сейчас Дима снимет штаны и покажет им задницу! Или предложит пососать!" Дима предлагает им сесть, поздоровавшись с Дусиком за руку. Виктор держит обе руки за спиной. Вот он уже сидит, глядит в сторону, но, чувствуя на себе Веркин злой взгляд, покусывает губы.
- Вы знаете, что гавайские танцы как поэмы. Каждый жест означает что-то, какое-то слово, фразу... Вот видите, как она ручками. Что бы это значило?
- Пойдем поебемся! - хохочет саша.
Верке не нравится, что они пришли и начали портить вечер. Но Дима относится к саше как-то нежно, считая того "чувствительным молодым человеком". "Санечка - чудный, но, как говорится, его среда заела. Ты тоже - чудная по-своему... Сумасшедше чудная Верка! Вам бы порознь теперь лучше. Надо уметь вовремя остановиться. Ох, это искусство!" - сказал он полгода назад.
- Ну что, вы поели?.. Дима, это персонажи из басни Крылова!
- Ну, это распиздяйство, известное дело! - И Дима приблизился к соломинке в коктейле саши. - Можно?
Витька отвернулся, сделав "плачущее лицо". Дусик улыбается. А Верка целует Диму назло Витьке.
- Где этот знаменитый список ресторанов? Там есть один с красивым названием... "Черный веер"?
- О, сумасшедшие! Это, ёб его мать, столько денег. Шикарно, конечно! Но безобразно дорого!
- Все! Димочка, я тебя приглашаю. Идем в "Черный веер"! - саша обнимает Диму за плечо, успев обернуться и подмигнуть Виктору, будто давая понять тому, что он провоцирует, подыгрывает.
- Братцы, но там шикарно. Надо сменить костюмы. Пиджак - обязательно!
Верка радостно думает, что, может, у Виктора нет пиджака, нет галстука, что он не сможет пойти, но... Через час лимузин - такси не берет пятерых подвозит их к "Черному вееру".
Их обслуживают четыре официанта, не считая метрдотеля и батлера. Все они в смокингах с эмблемами на нагрудных кармашках - черные с золотом веера. Компания за круглым столом, в креслах-улитках. Высокие спинки закругляются со всех сторон, и, чтобы взглянуть на сидящего рядом, надо высовываться из "домика" или постоянно быть склоненным над тарелкой.
- Димочка, ну что Москва? - Саша подмигивает Виктору, давая понять, что сейчас будет самое интересное и щекотливое.
- Как всегда, чудно принимали. Клавдия Ивановна, правда, умерла. Не застал ее. Но видел Нани. Да, Райкина.
Неудивительно, что он друг этих советских звезд. Во-первых, он пригласил в Америку дочь Вертинского, реликвии эмиграции, и открыл этим приглашением так называемый "культурный обмен" между США и СССР. Потом были Зыкина, Шульженко... Ну а русские, они всегда отличались каким-то специальным подобострастием и любовью к иностранцам... Даже к русским иностранцам. Как только разговор зашел о Москве, Виктор будто подобрел и частично простил Диме его "особенность".
- А вы там из варьете никого не знаете?
- Дима знает только звезд! Твоя знакомая, если не ошибаюсь, в кордебалете... - ехидничает Верка.
Мать Виктора была директором костюмерного цеха, обслуживающего заслуженных, народных и в том числе Зыкину. Так что Виктор был посетителем всех театров. Ну и кулис. После очередного выигрыша в преферанс он мог подъехать к служебному входу, и лучшая девочка кордебалета выпрыгивала к нему в накинутой на горячее еще, после канкана, тело шубке. Если провести параллель и назвать эмиграцию кордебалетом, Верка тоже, как одна из лучших представительниц его, выскакивала к нему. Из дома, ресторана, из постели мужа.
- А своего Никиту, Димочка, видел? - Сашина физиономия будто затаилась перед самым главным.
- А как же! Никита... Лучше не говорить. Пытаюсь пригласить его сюда, заканчивает Дима, не дав им возможности позлорадствовать и поехидничать.
Саша тем временем сигналит метрдотелю и просит его позвать музыкантов. Вот они подходят, окружая музыкой, льющейся из-под подбородков. Их четверо скрипачей и один с бандонеоном. Виктор уже лезет в карман - платить.
- Да подожди же! Пусть сыграют что-нибудь. Деньги сразу, деньги... - зло глядя на него и зло думая о его деньгах, единственном, что дает ему возможность чувствовать себя уверенно, кричит Верка.
- Дима, им надо заказать Сарасате. "Этот веер черный..." - Она чуть только напела, а музыканты уже подхватили и играют танго.
Ее заставляют петь: Этот веер черный! та-рам-там-там!
Веер драгоценный! та-рам-там-там!
Он сулит влюбленным...
Верность и измены... И она вспоминает учителя вокала, на чьих уроках и разучивалось это танго. Два раза в неделю. Саша недоумевал: "На хер тебе это надо?!" Вероятно, он предпочел бы, чтобы она училась красить машины, ремонтировать крылья машин... После испанского танго на русском музыканты вцепились в "Очи черные", "Полюшко" и почему-то "Эх, дороги...". Но как только Виктор дает им деньги, они сразу уходят.