- Я возвращаюсь к моему предложению вам помочь, - продолжала Анна Ильинична, - если, конечно, я могу...
Я почувствовал в этом вопросе скрытую под тоном светской любезности большую тревогу.
- Что же, он не здесь, не в Москве? - тихо спросила она, пытливо глядя мне в глаза.
- Нет, он в Англии, - сказал я, - он был серьезно болен... боюсь, не опасно ли?..
- Ну, зачем так мрачно думать, - быстро ответила она, - "pas de nouvelles bonnes nouvelles", и я надеюсь, что "он вне опасности".
- Вы в этом уверены? - живо спросил я ее, видя, что мы уже почти договорились до установленного пароля.
- Уф, - с облегчением вздохнула она и, бросив конспирацию, прямо спросила меня: - Так это вы? Господи, как напутали ваши питерцы... Ну, теперь все ясно... Я могу вам сказать, что псевдоним "Сумцова" должна была передать вам пароль: "Петя вне опасности", и она посейчас, благодаря тому что питерцы переконспирировали, с тревогой ждет вас у себя по данному ею питерцам адресу, ничего не понимая...
- Да, позвольте, Анна Ильинична, не она меня должна ждать, а я должен ждать ее у себя и жду уже более двух недель... Какое безобразие!..
Все разъяснилось. Оказалось, что действительно питерцы переконспирировали, запутав ясное само по себе дело, плохо поняв какое-то зашифрованное письмо...
- Я в курсе этого дела, - сказала Анна Ильинична. - Теперь вопрос о "Сумцовой" отпадает. Не согласитесь ли вы, Георгий Александрович, закончить это навязшее у вас в зубах дело и свезти литературу по адресу, который я вам укажу?.. Вы понимаете, что за нами очень следят из-за ареста Мити (младший брат Ленина. - Ред.).
Конечно, семья Ульяновых была очень на виду у полиции, и, если бы кто-нибудь из них взялся закончить это дело, это могло грозить провалом. Но и за мной тоже следили, и, само собою, мое знакомство с Ульяновыми не могло остаться не замеченным филерами. Но было благоразумнее во всех отношениях, если я лично закончу это "опасное" дело, не впутывая в него новых лиц. Поэтому я согласился.
- Спасибо, Георгий Александрович, - просто сказала Анна Ильинична, вы меня очень выручаете... я так боюсь за мамочку, боюсь, что, если бы случилось что-нибудь с кем-либо из нас, она просто не пережила бы этого... Право, вы очень великодушны... ведь вы тоже рискуете, - спохватилась она.
- Ничего, Анна Ильинична, - поторопился успокоить я, - авось как-нибудь мне удастся обмануть шпиков... Куда я должен отвезти? Это место неподозрительное, чистое?
- О да, никаких подозрений...
Мы условились, что я явлюсь в указанное место, где меня будут ждать и где я сдам литературу, сказав как пароль: "Я вам передаю привет от Тяпкиной".
- К вам выйдет Анна Егоровна Серебрякова, - сказала Анна Ильинична, это наша близкая приятельница, которая часто бывает у нас. Я ее предупрежу, и все пройдет гладко. И кстати, вам будет интересно и небесполезно познакомиться с ее семьей. Это старая революционерка, народоволка "из славной стаи" Желябова, Перовской, Кибальчича, с которыми всеми она была очень дружна. Она сама избегла едва-едва той же участи... Теперь она отошла уже давно от революции и занимается исключительно литературой в качестве переводчицы... И теперь она чиста от всяких подозрений у полиции, так что это очень надежное место для хранения "нелегальщины" и для всяких конспиративных сношений... Живет она на Смоленском бульваре... Но, конечно, я даю ее адрес лишь людям вполне надежным и опытным.
И она подробно рассказала мне, как надо туда проехать, и прочие подробности.
ГЛАВА 3
Я везу литературу к А. Е. Серебряковой. - Оказалось, что я попал в самую геенну предательства. А. Е. Серебрякова - знаменитая старая предательница, разоблаченная В. Л. Бурцевым. - Суд над ней в советской Москве. - Расстрел, замененный смягчением участи ввиду дряхлости. - Рука Серебряковой в деле моего ареста и "дело 1 марта 1901 года".
Я считаю полезным остановиться ненадолго на имени А. Е. Серебряковой, одной из весьма зловещих фигур российского революционного движения. Имя это принадлежит истории. Но, увы, история запечатлела ее имя, не включив его в пантеон славной и вечной памяти героев народовольцев, но пригвоздив к позорному столбу наряду с Иудой, как старого и ловкого провокатора и предателя, долго, чуть не целые десятилетия ведшего свою инфернальную работу...
В. Л. Бурцев, которому принадлежит печальная честь расшифрования истинной роли многих предателей и провокаторов, сорвал несколько лет назад маску с этой роковой женщины, пользовавшейся большим престижем в глазах многих поколений российских революционеров. Не так давно ее судили в Москве, как об этом сообщали русские газеты (ldn-knigi, см книгу Л. Шейнина "Три провокатора" на нашей странице). Перед судом предстала дряхлая, слепая, перешедшая уже за восемьдесят лет старуха... Она не отрицала, а спокойно, деловым тоном подтверждала все пункты предъявленных ей обвинений... И суд, советский суд, вынес поистине достойный высокого понимания своей задачи мудрый приговор: он приговорил ее к смертной казни, но заменил ее дарованием ей жизни, мотивируя эту милость ее дряхлостью...
Только недавно, к моему запоздалому ужасу, я узнал из разоблачений В. Л. Бурцева (он лично рассказал мне подробности) об истинной роли Серебряковой. Но в описываемое время, собираясь к ней и принимая ряд необходимых конспиративных предосторожностей, чтобы обмануть сыщиков всеми обычными в таких случаях приемами, я не имел, конечно, и тени подозрения, что отправляюсь с поличным в самую геенну предательства... Само собою все прошло вполне благополучно.
Я сдал литературу и облегченно вздохнул. Серебрякова приняла меня прямо с распростертыми объятиями, оставила меня у себя ужинать и просила бывать. И я сидел в ее уютном рабочем кабинете, и она рассказывала мне о своих отношениях с героями народовольческой борьбы: о Желябове, Перовской, Михайлове и других, в судьбе которых она сыграла такую проклятую роль. Она была интересная, по всему виденному, женщина, остроумная собеседница и хорошая рассказчица. У нас нашлись с ней общие приятели и друзья из старых народовольцев... Я бывал у них, и хотя дружественных отношении у нас с нею не было, но установились очень приличные отношения знакомства.
Я часто встречал ее у Ульяновых, которых она навещала как друг дома из-за старушки Марии Александровны, с которой так же, как и с Анной Ильиничной, она была очень дружна... Лишь теперь, после разоблачений Бурцева, я догадался, что в моем аресте в Москве 1 марта 1901 года, когда по одному делу со мной были арестованы Мария Ильинична Ульянова и М. Т. Елизаров, играла предательскую и провокационную роль и Серебрякова.
Я сужу по той осведомленности жандармов, которая обнаружилась при допросах (По этому делу, которое жандармы, для шика, называли "делом 1 марта 1901 года", намекая на его важность, было арестовано более 30 человек, и, по существу, оно являлось делом "по ликвидации "Московского союза борьбы за освобождение рабочего класса" В числе арестованных были П. В. Луначарский (брат Анатолия), его жена С. H. Луначарская (ныне жена упомянутого выше Смидовича), В. Я. Исакович,
M. И. Ульянова, M. Т. Елизаров, А. Р. Гоц (находящийся в руках большевиков), один из Висоцких, моя первая жена M. H. Соломон и я. Остальных привлеченных к этому делу я не знаю или не помню. По некоторым данным я предполагаю, что два крупных предателя приложили свои руки к этим арестам, Азеф и Серебрякова. С Гоцем и Висоцким я не имел никаких сношений и лишь едва знал их как товарищей молодого И. И. Фундаминского (Бунакова), которого я знал как талантливого мальчика-школьника, как брата Матвея Исидоровича Фундаминского и его сестер, с которыми я находился много лет назад в теплых дружественных отношениях (нереволюционных). Серебрякова находилась в сношениях с марксистами, Азеф же, как известно, был видным членом партии социалистов-революционеров, к которой принадлежали и Гоц, и Висоцкий, и некоторые другие, имена которых я забыл. Вот поэтому я и предполагаю, что Гоца, Висоцкого и других социалистов-революционеров предал Азеф, а остальных арестованных, принадлежавших к марксистам, - Серебрякова. А охранное отделение (во главе его стоял тогда знаменитый Зубатов) уже старалось сварганить из всех арестованных 1 марта одно общее дело, в интересах, очевидно, выслуги. Мои товарищи по революционной работе были, за исключением тогда еще очень молодой М. И Ульяновой, привлеченной, надо полагать, по недоразумению, так же, как и Елизаров, ибо мы с обоими никаких революционных дел не вели, состоя лишь просто знакомыми, - были все люди, уже вышедшие из периода молодости, все стреляные воробьи, непугливые и осторожные в своих показаниях и потому не запутавшие друг друга. Жандармам так и не удалось создать "дела", и все ограничилось довольно продолжительным заключением, и "дело" года через два было совсем прекращено. - Авт.).