– Обязательно нужно показать власти, что процесс не погас! Новые бомбы должны быть брошены! Гнев народа нужно поддержать! Не сомневаюсь, что ты об этом думаешь и решишь пойти по следам брата. Воля, ответь!
Владимир еще ниже опустил голову и молчал в оцепенении.
– Говори! – шепнула страстно. – Твои сестры поклялись быть врагами Романовых, а ты молчишь? Боишься? – спросила она.
Ульянов поднял голову. Строгое, ожесточенное лицо его было спокойно. Темные глаза смотрели холодно.
– Не боюсь! – бросил он сухим, хрипящим голосом.
– Итак, что решишь?
Опершись головой на руки и не глядя на Лену, сказал, как бы исповедуясь перед самим собой:
– Знал давно, что брат намерен совершить покушение. Я нашел у него часть адской машины. Ужаснуло меня это… ни минуты не сомневался, что закончится это его смертью. По причине неуспеха повесил его Александр III; если бы покушение удалось, совершил бы это его преемник. Другого выхода не было, не могло быть! Я имел возможность предупредить несчастье, упросить брата, рассказать обо всем матери. Не сделал этого. Только я знаю, какие муки перенес! Позволил Александру выехать с бомбами… на смерть. Не мог поступить иначе! Человек должен жить для идеи и цели, забывая о себе. Нельзя было его удерживать.
Прервался и смотрел неподвижно перед собой.
– А теперь? Что будешь делать? Молчать? Страдать? – спросила Лена и коснулась рукой лба Владимира.
Он взглянул на нее прищуренными глазами и произнес, подчеркивая каждое слово:
– Я следующую бомбу не брошу! Это игра в геройство. Глупая, убогая забава. Бесцельное проливание крови. Я клянусь отомстить Романовым, но еще не пришло для этого время. Придет вскоре… тогда польется кровь. Море крови!
– А если это время не придет?
– Придет. Я его ускорю! – ударил он кулаком по столу.
Лена посмотрела на него с изумлением. Думала, что этот юноша бросает пустые, шумные фразы, чтобы обмануть ее и себя, оправдать свою трусость и пассивность. Внезапно она заметила на себе его острый взгляд. Владимир стал похож в этот момент на хищную птицу. Терзал ее и добирался до самых тайных закоулков ее мозга. Интуитивно чувствовала, что видит все и понимает каждое колебание ее мысли.
Опустил глаза и сказал:
– Не бойся, ничего и никого не намереваюсь обманывать! Сердце приказывает мне бросить бомбу, сейчас, не затягивая, но разум подсказывает, что минута для мести созреет тогда, когда закончу расчет за все века и когда начертан будет план для веков будущих. Я это сделаю, Лена!
Великая сила и горячий порыв грозно зазвучали в сдавленном голосе Владимира. На одно мгновение подчинилась она этому впечатлению, но только на одно мгновение. Вместо этого пришло сомнение и болезненное подозрение о неискренности, о попытке отвлечения ее внимания в другую сторону. Молчала, глядя на него с упреком. Он снова впился в нее острым взглядом раскосых глаз, и бледная усмешка пробежала по его губам. Встал. На лице появилась нерешительность. Шипящим, почти злым голосом произнес:
– Мог бы уйти сейчас без слов, Лена. Знаю, что ты обо мне думаешь, не буду оправдываться. Сделаю так, как хочу! Скажу только, что ты являешься единственным человеком, которого любил, и последним. Вернусь к тебе, когда исполню то, о чем говорил здесь минуту назад!
Она крепко сжала его руки и шепнула:
– Я тебя никогда не забуду…
Ждала, что приблизится к ней и, как обычно это делал, ласково прижмет к себе в молчании.
Владимир не сделал этого. Окинул ее еще раз загадочным, неуловимым взглядом и подумал с неприязнью и пренебрежением: «Не поверила! Считает меня трусом!».
Сразу стала она для него чужой, ненужной; еще мгновение, еще одно слово, и могла бы стать врагом, для которого не знал бы другого чувства, кроме ненависти.
Не оглядываясь больше, он вышел.
Даже не мучился с разлукой и не тосковал о Лене. Из гимназии возвращался домой, проводил все время с матерью, учился самозабвенно и читал. Стал еще более молчаливым и собранным. Мать спрашивала его о причине разрыва знакомства с Остаповыми. Солгал, говоря, что ему намекнули, чтобы не подвергал Остаповых неприятностям по причине близких отношений с семьей террориста.
– Пусть профессор Остапов спокойно получит орденок, о котором он давно мечтает, – закончил он со смехом.
Оставшись в своей комнате, подумал, что все-таки сделал низость, что оподлил в глазах матери старого приятеля, золотоволосую Лену и бесцветного, безразличного ко всему профессора.
– Эх! – махнул он рукой презрительно. – Все хорошо, что побыстрее и попроще ведет к цели! Теперь, по крайней мере, будет спокойно!