— БА-БАХХ!!!
Грохот близкого орудийного залпа прервал его речь.
— Отец, да что это все бухает? — торопливо крестясь после выстрела, недоуменно спросила Наталья, заглядывая в комнату через дверной проем.
— Да это наши новые власти на железнодорожную платформу гаубицу поставили, разъезжают туда-сюда и по плавням* шрапнелью палят. Остаток большевиков выкуривают. Чувствую, ночь у нас та еще будет: как стрелять перестанут, пойдут по домам, грабить и евреев искать.
Наталья встала в дверях, уперев руки в боки.
— Отец, когда уж порядок-то будет? Работать надоть, завод стоит… А они все делят чего-то… Конца-краю не видать этой войне.
— Кто знает, Наталья Денисовна, кто знает… Говорят, Добровольческая армия с Дона идёт — с ними, может быть, порядок и будет.
— Ладно, идемте вечерять. Ты уж изголодался наверное, за весь день-то. А ты, Лёня, лежи, я тебе сейчас сюда принесу!
Действительно, мать принесла мне жиденькую кашу в синей эмалированной миске, лёгкую алюминиевую ложку, поставила все на тяжелый коричневый табурет. Я съел всё, почти не чувствуя вкуса. На ночь мать принесла мне ведро, стыдливо накрытое дощечкой, «чтобы тебе, Лёня, не бегать далеко», и притушила лампу. Артиллерийская канонада наконец утихла, лишь редкие винтовочные выстрелы щелкали где-то по окраинам. Яша и сестра Вера тоже пришли спать, устроившись на соседних кроватках. Лёжа в темноте, я с ужасом думал о столь неожиданной перемене в моей судьбе.
Кто я? Николай, техник-технолог производства пультов для управления БПЛА, 1991 года рождения? Что осталось у меня в памяти? Мама, друзья, любовь, жена, две дочки, переезд в Москву, работа на оборонку… Что это теперь? Несбыточное будущее или безвозвратное прошлое? Голова отказывалась понимать происходящее. Но, так или иначе, я жив. Вокруг меня теперь — новая реальность. Новое имя — Лёня. Новый отец, новая мать. А еще брат и сестра, — новый для меня опыт, ведь я был единственным ребенком в семье. Что же, надо как-то выживать в этом безумном вихре Гражданской войны. В этом теле. В этой жизни.
Весь следующий день я провалялся в кровати, послушно изображая больного. Грудь еще побаливала при глубоком вдохе, но синяк уже начал менять цвет, а слабость понемногу отступала. Главное, мне отчаянно нужно было время. Время, чтобы переварить случившееся, чтобы привыкнуть к этому чужому телу, к этим чужим мыслям, которые иногда всплывали обрывками, как чужие сны. И, конечно, собрать информацию. Я слушал, впитывая каждое слово, каждый звук этого неведомого мне мира.
Родители — Илья Яковлевич и Наталья Денисовна — разговаривали немного, в основном о бытовых мелочах и тревожных новостях с улицы. Отец, несмотря на опасность и суматоху в городе, с утра ушел на завод. Он был, мастеровым высокой квалификации, дорожил ею и, хотя завод почти не работал, видимо, считал своим долгом быть на рабочем месте. Мать хлопотала по дому, готовила еду из того немногого, что было. Утром — жидкий кулеш, разваренная пшенка на воде, без соли, без масла. В обед — пустые щи из кислой капусты да картошка в мундире. Вечером — снова картошка или лепешки из темной, ржаной муки. Сахара не было вовсе, чай пили пустой.
— На базар бы сходить, да как тут выйдешь, — вздыхала мать, ставя передо мной миску с дымящимся кулешом. — Пальба кругом, да и денег почти не осталось…
Я машинально кивал, а сам осматривался вокруг. Похоже, вся хата наша состояла из трёх комнат — большой кухни с белёной печью, занимавшей половину помещения, нашей «детской» комнаты и спальни родителей. Всё вместе — примерно как двухкомнатная «хрущевка». Водопровода нет. Везде чисто выметено, на окнах с одним стеклом — веселенькие ситцевые занавески. Стены из тесаного бревна, тонкие дощатые перегородки, совершенно не сдерживающие никаких звуков. Электричества нет — везде стоят керосиновые лампы, отбрасывающие на стены дрожащие тени. На стене — «ходики», примитивные механические часы с разрисованным ангелочками циферблатом. Из их корпуса до самого пола свисает тонкая цепочка с увесистой гирькой; чтобы их завести, надо протянуть цепочку с грузом, чтобы он оказался наверху. Пока гирька спускается вниз, часы ходят, как только упрется в пол — останавливаются.