— Отчего у нас все решает руководство? Давайте важнейшие вопросы развития нашего Бюро ставить на общее обсуждение! — предложил я.
Предложение было с восторгом принято. Теперь я мог проводить нужные решения через Совет КБ, минуя Ланскова. Понятно, его любви мне это не прибавило.
Да и хрен с ним.
Справившись с этим вопросом, я вспомнил и разговор с Бочаровым, что на базе наших мастерских мы сможем сделать только опытные образцы. Для серийного производства нужны были другие мощности, другая культура производства. Нам нужна была кооперация с настоящими, большими заводами.
И я, вооружившись договором с ХПЗ и рекомендательными письмами из парткома, отправился в свой «крестовый поход» по станкостроительным заводам Москвы.
Первым в моем списке был завод «Красный пролетарий». Я встретился с его главным инженером, человеком старой, дореволюционной школы, поначалу отнесшимся ко мне со скепсисом.
— Студенческое КБ? — хмыкнул он. — И что же вы, молодые люди, можете предложить нам, старикам?
Я молча разложил перед ним чертежи нашей пневматической шлифмашинки. Он долго, внимательно изучал их, потом взял в руки наш опытный образец, который я принес с собой.
— Хм… — протянул он. — Конструкция проста, но остроумна. И материал, я вижу, подобран грамотно.
— Мы можем дать вам чертежи, — сказал я. — А вы — наладить у себя серийное производство. Спрос, я вас уверяю, будет огромный. А мы, со своей стороны, готовы разработать для вас и другие модели ручного пневмоинструмента.
Инженер задумался. Идея была заманчивой. Получить готовую, отработанную конструкцию, не тратя время и средства на собственные разработки.
— Что ж, — сказал он наконец. — Предложение интересное. Присылайте ваших конструкторов. Обсудим детали.
Следующим был завод «Станкоконструкция» — мозг всей отрасли. Там я говорил не о производстве, а о науке. Я рассказал им о наших разработках, о планах по созданию новых, советских станков. И предложил им сотрудничество.
— Вы — теория, — говорил я. — А мы — практика. Давайте работать вместе. Вы даете нам научные консультации, помогаете с расчетами, а мы, в наших мастерских, будем создавать и испытывать опытные образцы. А для начала можно заняться копированием западных станков. У нас в училище есть много отличных экземпляров — мы можем снять с них чертежи, подготовить спецификации, а вы — разработать техпроцессы и документацию на изготовление их в наших условиях!
Моя идея нашла отклик. Молодые, талантливые инженеры, изнывавшие от недостатка экспериментальной базы, с восторгом ухватились за возможность воплотить свои идеи в металле. Теперь дело было за нами. Нужно было провести идею копирования иностранных станков через совет нашего КБ. И я инициировал расширенное заседание Совета. Пришли все: и комсомольский актив во главе с Ланским, и наши ребята-конструкторы, и даже несколько молодых преподавателей.
— Товарищи, — начал я, разворачивая на столе большой лист ватмана. — Наше Бюро Малой Механизации с честью выполнило свою первую задачу. Мы доказали, что способны не только чертить, но и делать. Но это — только начало. Пришло время для настоящего, большого, государственного дела.
Я сделал паузу.
— Я провел переговоры с руководством московских станкостроительных заводов, — я намеренно преувеличил масштаб своих контактов, — с «Красным пролетарием» и заводом имени Орджоникидзе. Они готовы сотрудничать с нами. Они готовы предоставить нам всю необходимую документацию для того, чтобы мы, здесь, в наших мастерских, начали работу по воспроизводству лучших иностранных образцов.
Я ткнул пальцем в чертеж.
— Я предлагаю начать с двух моделей. Первое — американский универсальный токарно-винторезный станок «Lodge Shipley». Это — настоящая «рабочая лошадка», основа любого механического цеха. И второе, — я понизил голос, — швейцарский прецизионный координатно-расточной станок «SIP». Это — «король станков», ключ к производству точных деталей для авиационных моторов и коробок передач.
В аудитории воцарилась тишина. Все понимали масштаб задачи. Это был не просто ремонт или изготовление приспособлений. Это был вызов. Вызов всей западной промышленности.
— Если мы сможем скопировать эти станки, — продолжал я, — если мы наладим их мелкосерийное производство здесь, в наших мастерских, это будет не просто успех. Это будет революция.
И тут слово взял Ланской. Он сидел с кислым, недовольным лицом. Я видел, что мой успех, мой растущий авторитет не дают ему покоя.
— Революция — это, конечно, хорошо, товарищ Брежнев, — сказал он своим скрипучим, менторским тоном. — Но вы, кажется, немного увлеклись. Чтобы скопировать станок, его нужно сначала что сделать? Правильно. Разобрать. До последнего винтика.