У меня перехватило дыхание. Помощник секретаря парткома! Это была не просто должность. Это был доступ в святая святых. В самый центр принятия решений на уровне нашего огромного училища.
— Согласен, товарищ секретарь! — ответил я, стараясь скрыть свой восторг.
Отпраздновал я это событие тем, что наконец-то снял отдельную комнату, съехав из общежития.
С этого дня моя жизнь снова круто изменилась. Дела комсомольские, все эти споры о галстуках, все эти интриги с Ланским — все это отошло на второй, на третий план. Теперь я занимался настоящей, взрослой, партийной работой.
И это была совсем другая школа. Бочаров, человек старой, дореволюционной закалки, гонял меня нещадно. Я учился у него всему: как правильно составить протокол собрания, как написать отчет в райком, как подготовить тезисы для выступления.
— Бумага, Леня, — говорил он, — это не просто исписанный лист. Это — оружие. И от того, как ты этим оружием владеешь, зависит очень многое. Слово должно быть точным, как выстрел снайпера. Ясным, как приказ командира. И твердым, как штык.
Я сидел в его кабинете до поздней ночи, разбирая почту, составляя списки, готовя документы. И главным делом, которым мы занимались тем летом, была подготовка к Октябрьскому пленуму ЦК.
До пленума было еще несколько месяцев, но в этой неспешной, бюрократической машине все делалось заранее. Мы готовили списки делегатов от нашего училища. Согласовывали темы их выступлений, если кому-то из наших профессоров давали слово.
Но самое сложное было — организация. Составить расписание дня для нашей делегации. Со скольки и до скольки идут заседания. Кто и на какую тему выступает. Когда перерыв на обед. Где будут размещаться те, кто хоть и числился за МВТУ, но постоянно работал и жил в других городах. Таких было немного, но они были — в основном, крупные инженеры с заводов, которые приезжали в Москву и читали у нас лекции по профильным темам.
Для них нужно было забронировать места в гостиницах, достать пропуска, организовать транспорт. Вся эта, казалось бы, мелкая, невидимая работа требовала огромного внимания и точности.
Я с головой ушел в эту новую для меня деятельность. Я чувствовал, как расту, как набираюсь опыта. Я видел, как работает партийный аппарат изнутри, изучал его неписаные законы, его тайные пружины.
Иногда, поздно вечером, когда мы с Бочаровым оставались в кабинете вдвоем, он, раскуривая свою папиросу, говорил:
— Ты вот что, Леня. Ты на ус мотай. Вся наша партийная жизнь — это не только лозунги и митинги. Это — в первую очередь, организация. Учет и контроль. Кто это понимает, тот и на коне. А кто только горло драть умеет, тот так и останется агитатором на завалинке.
Я мотал на ус. Я учился. Я готовился к своей будущей, большой, настоящей работе. Я знал, что это — только первая ступень. И что мой путь на самый верх только начинается. И я был готов идти по нему, не сворачивая.
Октябрьский пленум ЦК 1927 года прогремел, как артиллерийская канонада. Я, конечно, на нем не присутствовал — не дорос еще. Моя задача была скромной — обеспечить «тылы», подготовить бумаги, встретить и разместить нашу делегацию. Но отголоски тех яростных, беспощадных боев, что шли за кремлевскими стенами, доносились и до нас.
Старшие товарищи, возвращавшиеся с заседаний, были хмуры и немногословны. Но по обрывкам их фраз, по тому, как они понижали голос, произнося имена вождей, я понимал, что там, наверху, идет битва не на жизнь, а на смерть.
— Троцкий вчера речь держал, — шепотом рассказывал мне один из профессоров, член партии с дореволюционным стажем. — Прямо в лицо Сталину бросил: «Если вы, товарищ Сталин, будете и дальше вести страну таким курсом, то в случае войны враг будет под стенами Москвы!». Представляешь? Пророчество! Или угроза…
Это было уже не просто разногласие. Это была открытая, непримиримая война.
Итоги пленума не заставили себя долго ждать. Газеты вышли с сухими, официальными сообщениями: «За фракционную, раскольническую деятельность… исключить из состава ЦК товарищей Троцкого Л. Д. и Зиновьева Г. Е.».
Машина работала. Безжалостно, неумолимо.
Наступил ноябрь. Десятая, юбилейная годовщина Октябрьской революции. Город готовился к празднику. Улицы украшали красными флагами, портретами Ленина и вождей, транспарантами. Но в воздухе висело напряжение. Все знали, что Троцкий и его сторонники так просто не сдадутся.
И они не сдались. Утром 7 ноября, в день официальной демонстрации, они попытались устроить свою, альтернативную или «параллельную» — выйти на улицы с оппозиционными лозунгами, с портретами Троцкого, Зиновьева, Каменева и Ленина.