— Так может, отметим? — подмигнул Сенька, доставая из-за пазухи бутылку рябиновой настойки.
— Надо бы, да некогда — видишь, чертеж надо доделать. Иди, лечи свой боевой орден. И на сопромат завтра, чтобы без опозданий!
О Сенькиной истории в курилках и коридорах училища зубоскалили еще добрую неделю, но затем жизнь вновь вошла в привычную колею. Наше конструкторское бюро работало не покладая рук: каждый вечер под висящими на шнурах низкими лампами, бросавшими на кульманы резкие, безжалостные круги света, склонялись десятки голов. Шелест ватмана, тонкий, нервный скрип грифеля о бумагу, споры о нюансах перевода дюймовых размеров в метрические — эта рабочая какофония была для меня и многих других студентов натуральной обыденностью. Мы, как хирурги, вскрывали стальное нутро швейцарских и американских станков, угадывая чужую, холодную мысль, силясь нащупать ее логику, и описать в чертеже.
В один из таких вечеров ко мне подошел Владимир Дикушин.
Он был, пожалуй, самой яркой звездой в нашем маленьком конструкторском созвездии. Невысокий, крепко сбитый, с вечно насупленными светлыми бровями и цепким, въедливым взглядом инженера, он сразу же стал вожаком группы, бившейся над самой неблагодарной практикой — упрощением иноземных конструкций. Для него не существовало авторитетов; на любой, самый хваленый «Цицинатти» или «Кольб», он смотрел с прищуром мастерового, оценивающего слишком мудреную машину: «Изящно, спору нет. А ну как в цеху накроется? Где на нее нутрянку сыскать?»
И вот он подошел ко мне с самым мрачным видом и положил на кульман два листа ватмана: шпиндельную бабку от токарного станка «Вандерер» и почти такой же узел от вертикально-фрезерного «Лоёве».
— Леонид, взгляни-ка, — самым ехидным голосом произнес он. — Вот два одинаковых по сути агрегата. Задача одна, а исполнение… словно два упрямых барана на мосту сошлись. У одного привод ременный, у другого — через «гитару». Корпуса разные, фланцы не совпадают, подшипники разные. Плюс, один в дюймовой, другой — в метрической системе. Каждый норовит по-своему извернуться! Мы просто тонем в этом разнообразии!
Он обвел рукой помещение, иллюстрируя свою мысль. Это был настоящий анатомический театр станков, целый пантеон капризных иноземных аппаратов, который мы пытались понять.
— Я думал, мы возьмем их машины, вытряхнем из нее все лишнее, удешевим и запустим в серию, — продолжал он, — а на деле выходит черти что! По сорок раз одно и то же переписываем. Упрощая один узел, мы рвем всю кинематическую цепь. Пытаясь скопировать в лоб, упираемся в наши заводы, в наш штат, где о сотых долях миллиметра читали только в книжках. Это путешествие по кругу, Леонид. Мы завязли в мелочах, а нужно ломать сам подход.
Привлеченный страстным тоном Дикушина, подошел Александр Владизиевский. Саша был старше нас, уже почти готовый инженер, серьезный, немного медлительный, с лицом мыслителя и рабочими руками. Он специализировался на автоматизации, на том, о чем мы пока только мечтали, — на поточных линиях.
— Что за шум, Володя? Опять с американцами воюешь? — спросил он с мягкой усмешкой.
Дикушин обернулся, глубоко набрал в грудь воздух и, понизив голос так, что его слышали только мы втроем, выпалил:
— Я предлагаю перестать заниматься ерундой. Мы просто тонем в этом копировании, когда могли бы заниматься более полезным делом. Нам нужен новый тип станка, который можно создать из стандартных агрегатов!
Он схватил огрызок карандаша и на чистом обороте начал быстро, размашисто рисовать.
— Вот! — он ткнул в сторону. — Это — силовая головка. Готовый, законченный узел. Подшипники, привод — все стандартное. Сделаем три типоразмера: малую, среднюю, большую. Вот, — рядом появился другой рисунок, — это стол. Тоже стандартный. Вот — механизм подачи. А тут, — появилась жирная, массивная фигура внизу, — станина. Литая, тяжелая, простая. А теперь… фокус!
Его карандаш запорхал над листом, соединяя фигуры.
— Ставим одну головку на станину, прилаживаем стол — получаем простой сверлильный станок. Ставим две головки друг против друга — двухсторонний агрегат для обработки картера трактора. Поворачиваем их под углом, крепим поворотный стол — и вот тебе машина для корпуса авиамотора! Понимаешь? Это как конструктор! Мы должны создать не станки, а набор универсальных узлов — «агрегатов»! Из этих кубиков мы сможем собрать что угодно, под любую деталь!