— Петренко, покажи товарищу, как это работает!
Молодой рабочий надел защитные очки, маску, и зажег дугу. Синее, шипящее пламя осветило наши лица. Петренко медленно повел электродом, сплавляя два куска металла.
Киевляне стояли рядом и, затаив дыхание, смотрели на ровный, дымящийся шов, который оставался за моим электродом. Они, как будущие настоящие инженеры, сразу оценили всю элегантность и мощь этой новой технологии.
— Невероятно… — прошептал молодой человек, когда сварка была закончена. — Шов получается идеальный. Чистый, плотный!
Он взял молоток и с силой ударил по шву. Металл гулко отозвался, но шов даже не треснул.
— А ведь это… это же революция, товарищ Брежнев! — сказал он, и его глаза горели восторгом. — Революция в металлообработке!
— Пока еще не революция, — усмехнулся я. — Пока это только маленький опыт, самое начало. Но я думаю, у этой технологии большое будущее.
— Можно мне… можно мне приходить к вам? — спросил он с жадностью. — Смотреть, участвовать?
— Конечно, — кивнул я. — Нам толковые головы всегда нужны. А как вас звать-величать?
— Люлька. Архип Люлька! Немного забавная фамилия, но только вы имейте в виду, товарищ Брежнев, у нас на Киевщене «люлька» — не детская кроватка, а самодельная крестьянская трубка!
От неожиданность я аж присел. Вот это удача! Архип Люлька — ведь это же знаменитейший в будущем инженер, конструктор авиационных двигателей!
В тот вечер я познакомил его с ребятами из нашего БРКТ. Люлька, с его глубокими знаниями в области материаловедения, тут же включился в работу. Он предложил несколько новых составов для обмазки, рассчитал оптимальные режимы сварки для разных типов стали.
К сожалению, через несколько дней практика у него заканчивалась, и он уезжал обратно в Киев. Мы расставались почти друзьями.
— Жаль, что приходится расставаться, Леонид, — сказал он мне на прощание. — Мы бы с вами таких дел наворотили!
— Ничего, Архип, — ответил я. — Еще поработаем вместе. На больших, всесоюзных стройках. Оставьте ваш почтовый адрес, будем поддерживать переписку!
А в начале августа случилось то, чего я так долго и с таким нетерпением ждал. Меня вызвали в горком.
Первый секретарь, суровый большевик, не так давно учивший меня борьбе с оппозицией, встретил меня на удивление тепло.
— Ну что, Брежнев, дождался, — сказал он, пожимая мне руку. — Пришла бумага из Москвы. Из ЦК комсомола.
Он протянул мне официальный бланк.
— Тебя, товарищ Брежнев, как одного из лучших и перспективных комсомольских активистов, переводят на учебу в Москву. В Московское высшее техническое училище имени Баумана. По специальной «комсомольской путевке».
МВТУ! Бауманка! Главный технический вуз страны! У меня перехватило дыхание. Это даже больше, чем я мог мечтать!
— Так что, собирай свои вещи, будущий инженер! — хлопнул меня по плечу секретарь. — Москва ждет. Не посрами честь нашей харьковской организации.
Следующие несколько дней прошли в предотъездной суете. Нужно было сдать дела в ячейке, попрощаться с ребятами на заводе, а главное — собрать бесчисленные справки и бумаги для перевода в другой институт.
Я бегал по гулким, полупустым коридорам ХТИ, из канцелярии в деканат, от одного стола к другому. И вот, выходя из кабинета проректора с последней, самой важной бумагой, я столкнулся в коридоре с девушкой.
Она несла стопку книг и, от неожиданности, выронила их. Книги со стуком посыпались на каменный пол.
— Ой, простите! — воскликнула она.
Я наклонился, чтобы помочь ей. И, подняв глаза, замер.
— Лида⁈ — вырвалось у меня. — Ты? Что ты здесь делаешь?
— Леня! — она тоже узнала меня, и ее лицо вспыхнуло радостным, счастливым румянцем. — А я… а я поступать приехала!
Она стояла передо мной, повзрослевшая, похорошевшая, в простом ситцевом платье, и смотрела на меня своими огромными, темными глазами. И в этом взгляде было столько надежды, столько веры, столько ожидания, что у меня все похолодело внутри.
— Поступать? — пролепетал я, чувствуя, что краснею. — Сюда? В ХТИ?
— Да! — она счастливо кивнула. — Ты же сам сказал… помнишь? Ты сказал, чтобы я приезжала в Харьков. Что если нам суждено… Ну, вот я и приехала. Школу закончила, с родителями договорилась. Знал бы ты, как тяжело они меня отпустили! Пришлось все рассказать. Ну, они сказали, раз сердце зовет…
Она смотрела на меня, и в ее взгляде не было ни тени колебаний, ни грамма сомнений. Она приехала ко мне. А я… я уезжал.