— Дора? — я шагнул к ней. — Не может быть! Это ты? Какими судьбами?
— Вот уж действительно, какими судьбами! — рассмеялась она, и в ее голосе прозвучали низкие, бархатные нотки. — Мир тесен! Я к дяде пришла, он тут живет, товарищ Гольцман. Заблудилась в этих ваших коридорах власти. А ты что здесь делаешь? Тоже в гости?
— Я здесь живу, — просто ответил я.
Ее тонкие, красиво изогнутые брови удивленно поползли вверх.
— Живешь? Здесь? Ну ты даешь, Ленька! Я слышала от отца, что ты в Москве, что большой человек, но чтобы настолько… — она окинула меня с ног до головы оценивающим, чуть насмешливым взглядом. — А ты изменился. Возмужал. Совсем не похож на того оборванного мальчишку, который варил нам с Наумом раков.
— Ты тоже изменилась, — сказал я. — Я тебя едва узнал.
— Надеюсь, в лучшую сторону? — кокетливо спросила она. — Рассказывай, как ты? Чем живешь? После того пожара… мы ведь так и не виделись. Наша семья сразу уехала. Отец говорил, что искал тебя, хотел отблагодарить, но вы тоже куда-то пропали.
— Дела… — неопределенно ответил я. — Жизнь мотала. Учеба, работа. Вот, до Москвы домотала. А ты как? Отец, Нюся — все живы, здоровы?
— Все в порядке! — весело ответила она. — Отец теперь инженер-экономист в Наркомторге. Нюська уже в школу ходит, пионер, горнист, важный — не подойти! А я… я теперь художница!
— Художница? — я искренне удивился.
— Ну, почти, — рассмеялась она. — Учусь во ВХУТЕМАСе. Вернее, теперь это ВХУТЕИН. На текстильном факультете. Буду создавать новые, революционные ткани для свободных советских женщин! Чтобы никаких мещанских цветочков, а только геометрия, конструктивизм, динамика!
Она говорила с упоением, жестикулируя тонкими, выразительными руками. Сама жизнь, ее энергия, казалось, так и кипели в ней.
— А ты? Какой университет закончил? Работаешь инженером на заводе?
— Почти закончил, Бауманку, и работаю. Только не совсем инженером. Я в аппарате ЦК.
— Ого! — снова удивилась она. — Значит, слухи не врали. Ну, рассказывай, как тебе живется в этом муравейнике?
— Приходи как-нибудь в гости, все подробно расскажу!
— А это…будет удобно? — многозначительно улыбнувшись, спросила она. — Я тебя не дискредитирую?
В ее голосе прозвучала игривая, манящая нотка. Ах, Дора, Дора! Да ты действительно выросла!
— Ничего страшного, — сказал я спокойно, глядя ей прямо в глаза. — Я живу здесь с девушкой. С Лидой. Мы планируем скоро пожениться. Ты, наверное, ее помнишь. Лида Васильева, из Каменского.
Улыбка на лице Доры мгновенно погасла, быстрее, чем гаснет свет, когда щелкнешь выключателем. Радостное оживление в ее глазах сменилось чем-то другим — смесью разочарования, досады и, кажется, даже боли. Она была хорошей актрисой, но не смогла скрыть этот первый, непроизвольный порыв.
— С Лидой? — переспросила она, и ее голос стал чуть холоднее. — С дочкой того телефонного техника? Надо же… Поздравляю. Неожиданно.
— Спасибо, — кивнул я. — Она тоже здесь, в МВТУ учится. На новом радиотехническом факультете.
— Понятно, — сказала она уже совсем другим, отстраненным тоном. — Что ж, я рада за вас. Искренне. Ну, мне пора — надо дядю найти до того как у тети Сары засахариться варенье. Была рада повидаться, Леня.
Она протянула мне руку. Я коснулся ее прохладных пальцев; Дора, потупившая было взор, будто бы справившись с собой, вновь посмотрела на меня и почти искренне улыбнулась.
— Заходи как-нибудь к нам во ВХУТЕИН. Посмотришь, как рождается новое искусство. Если, конечно, у тебя будет время среди твоих государственных дел!
Она развернулась и пошла по коридору, и в ее гордой, прямой спине без всякого словаря читалось глубокое, горькое разочарование.
Дора Гинзбург вернулась домой поздно, когда за окнами уже сгустились синие московские сумерки. Войдя в квартиру на Малой Бронной, бросила на стул свою сумку с эскизами и, не раздеваясь, прошла на кухню, где за столом, под абажуром, сидел ее названный отец. Моисей Аронович Гинзбург поднял на нее глаза от газеты и сразу все понял.
— Ну что? — спросил он тихо.
— Он женат, папа, — ответила Дора глухо, садясь напротив. Ее обычная, бьющая через край энергия куда-то исчезла. Она выглядела уставшей и опустошенной. — Ну, почти. Живет с девушкой. С Лидой Васильевой, из наших, из Каменского.
Гинсбург медленно отложил «Известия» в сторону. План, так хитроумно сплетенный его другом Соломоном Гольцманом, рухнул, не успев начаться.
— Вот как… — протянул он. — Неожиданно. И что же, все серьезно?