До каких же пор он будет томиться в неизвестности? Завтра непременно вызовет Алку и объяснится. Если да — так да; если нет — так нет. Чего канителиться?
Три ночи Осокин и Шатков упаковывали ящики с печеньем на фабрике «Большевик», подтягивали их крюками к лифту. По каменному полу проходной двигались они полусонные, зато сытые до отрыжки.
XI
Здание рабфака искусств взбудоражилось: начались экзамены. Как переменились еще недавно пустые коридоры, аудитории! От былого беспорядка, грязи, разведенной ремонтом, и следа не осталось. Все блестело, сияло чистотой, гудело от голосов. Везде оживленными группами стояла приодетая, взволнованная молодежь, шли разговоры — какие темы задают, когда письменный экзамен, когда устный. Сквозь эту толпу со значительным видом, деликатно сторонясь встречных, проходили экзаменаторы, застегнутые на все пуговицы, среди новичков непременно кто-нибудь знал их, шепотом пояснял: это такой-то, будет спрашивать по такому-то предмету, — и все оглядывались на педагога с почтительным трепетом. Снисходительно посасывая дешевые папироски, важно слонялись второкурсники, совсем забыв, что еще только в прошлом году они так же волновались и с завистью и почтением взирали на «старичков»,
Сколько, однако, народищу нахлынуло в рабфак — и поступающих, и экзаменаторов, и членов приемочной комиссии, и разных представителей.
Первый экзамен у «художников» был по русскому языку.
Преподаватель, пухлый, с зоркими глазами, выглядывавшими из морщинистых век, почти без бровей, медленно продиктовал длиннейший абзац из «Страшной мести» Гоголя, начинавшийся знаменитой фразой: «Чуден Днепр при тихой погоде...»
Правописание всегда было слабым местом Леонида: сложные предложения, суффиксы, наречия, точки с запятыми являлись для него не меньшими препятствиями, чем грозный Ненасытец и другие днепровские пороги, преграждавшие путь для запорожцев к знаменитому острову Хортица.
Леонид заметил, что на задних столиках гуляет шпаргалка. Прибегать к ее помощи он не захотел и, стараясь не волноваться, написал диктант самостоятельно.
Экзамена по рисованию не было: его заменила проверка привезенных картин, этюдов. Но Леониду в тот же день стало известно то, что сказал видный художник о двух представленных им работах:
— Заметных способностей у Осокина не вижу. Кое-какие навыки есть... самые элементарные, ученические. В общем, надо много работать. Но... если уж такое большое желание — пусть попробует.
Этот отзыв был для Леонида, как удар под ложечку. «Заметных способностей нет. Навыки элементарные». Не зря, выходит, после Третьяковки он усомнился в своем таланте. Теперь он знал, что Серов свою «Девочку с персиками» написал в двадцать два года: вот как рано проявляют себя гении! Но у кого в Основе он мог перенять хороший штрих, видение цвета? Посмотрите, как он начнет работать и рисовальном классе, — и способности заметите.
Ладно, все-таки «удочка» — тройка. Теперь бы выдержать последний экзамен.
За это время Аллу Отморскую он увидел только мельком, издали с ней поздоровался. Она была очень нарядна, несколько бледна, глаза блестели, и это ей удивительно шло. «Вдруг подойдет? — с замиранием сердца думал Леонид.
— Если я ей дорог — подойдет». Леонид понимал нелепость своего желания: экзамены, до него ли ей? Последние четыре дня она с Мусей пропадала у московской подруги, в библиотеках, переписывала какие-то конспекты. Алла слабо улыбнулась ему и прошла мимо, о чем-то оживленно разговаривая с незнакомой ему девушкой.
Видел он несколько раз, и тоже мельком, Илью Курзенкова. Сияя бритыми щеками, модной прищепкой на галстуке, свежестью рубахи, он сопровождал то директора Краба, то известного актера, члена экзаменационной комиссии, озабоченно проносился из канцелярии в аудиторию — и всюду был вхож, везде был своим человеком. Его всегда окружали и вновь поступающие, и «старички» — студенты рабфака: кого он благосклонно и обнадеживающе похлопывал по плечу, перед кем разводил руками.
С Аллой Осокин встретился случайно в столовой: она доедала рагу и первая его окликнула. Леонид пересел за ее столик. Напротив, обжигаясь, пил кофе бородатый мужчина с клоком волос над сильно полысевшим лбом, все время косивший глаза в раскрытый журнал, и разговор при нем не вязался. «Почему ты обедаешь одна? » — спросил Леонид. «Девчонки только что убежали». Он был сильно голоден, но есть борщ не стал и лишь наспех проглотил котлетку с макаронами, чтобы вместе с Аллой выйти из столовой.