— Вот, Леонид Ильич, — торжественно произнес Булганин, бережно поднимая одну из новинок. — Первые результаты разработки Бауманской лаборатории. Ваша супруга, Лидия Николаевна, внесла огромный вклад. Теперь нужно довести их до ума и наладить производство. Планируем серийный выпуск к тридцать пятому году.
— Не позже, Николай Александрович, — предостерег я. — Партия будет следить за внедрением этой разработки с особым вниманием. Война нас ждать не станет!
— Помилуйте, Леонид Ильич. Тут мы зависим от сроков строительства новых корпусов, то есть — от Москвы! Будут рабочие и стройматериалы — успеем к тридцать пятому году. А нет — так я извиняюсь!
— Извиняюсь, не извиняюсь — а в этом случае ответить придется, даже если дело за строителями, а не за вами, — грубовато ответил я. — Если вдруг будут задержки в стройке — сигнализируйте в ЦеКа, выбивайте материалы, добивайтесь продолжения строительства. А то не стать бы вам, дорогой Николай Александрович, директором барака на Соловках!
Булганин кивнул, в глубине его серых глаз мелькнуло понимание.
— Обязательно поставим эту стройку на первоочередное снабжение! — заверил меня Мельников.
Когда официальная часть завершилась, настал момент откровенного разговора.
— Пётр Богданович, — произнёс я, — пора обсудить партийное обеспечение проекта. Думаю, лучше наедине.
Мы прошли в просторный кабинет директора. Булганин тактично прикрыл за нами дверь.
— Пётр Богданович, в следующем году будет Семнадцатый съезд. Так вот: нужна ваша поддержка. Речь идёт о выдвижении моей кандидатуры в ЦК партии. У меня по этому поводу состоялся разговор… на самом верху. Все одобрено, но для меня важна поддержка московской парторганизации!
Мельников мгновенно подобрался, будто где-то внутри него щёлкнул рубильник.
— Леонид, тут и думать нечего. Ты вытащил меня из харьковской глуши, устроил на Москву. Считай, вопрос закрыт: я лично прослежу, чтобы всё прошло как надо. Московская организация выдвинет твою кандидатуру единогласно. Обещаю!
Я с облегчением пожал его широкую руку.
— Ну, будем считать, что это дело решённое. Спасибо, Пётр Богданович, — сказал я, возвращаясь к столу. — А теперь расскажи, как справляешься с Москвой. Слухи в ЦК ходят разные: и о грандиозных успехах, и о не менее крупных проблемах. Рассказывайте, чего больше-то?
Мельников грустно усмехнулся.
— Ну что сказать? Хозяйство большое! Пока вроде справляюсь, но… — он покачал головой. — Леонид, ты даже не представляешь, какая у нас круговерть! Реконструкция Москвы — это как колесо на машине сменить, не останавливая движения.
Он подался вперёд, нервно закуривая папиросу.
— Чего у нас только нет! Один метрополитен чего стоит — ведь невиданное дело! Целая сеть тоннелей под жилыми домами, под реками, с вентиляцией, эскалаторами, электропоездами! И все — глубокого заложения! А канал Москва–Волга? Это же стройка века, целая армия людей! А Генплан? Расширяем Тверскую, сносим целые кварталы купеческих особняков. Тысячи людей нужно переселить, дать им жильё, работу.
Он запнулся, переводя дух, глубоко затянулся сизым дымом.
— А что у вас с Дворцом Советов? — спросил я небрежно, словно речь шла об очередном заводе. — Говорят, Ленин на крыше вознесется так, что будет за облаками не виден!
Мельников поморщился, тяжело вздохнул:
— Ты шутки шутишь, а у меня от этой махины голова кругом. Чудо-юдо, а не здание. Гектары земли, тысячи переселенцев, стройматериалы — всё туда. А у меня по городу стройки стоят без кирпича.
— Зато как звучит, — усмехнулся я. — «Главная стройка социализма», «величайшее здание мира». На плакатах будет смотреться грандиозно.
— Плакатами стены не возводят, — отрезал он. — Это будет целый город внутри города. Сейчас пока площадку разгребаем, а дальше — даже не представляю, как это будет строиться, и где брать материалы.
Я пожал плечами:
— Да не торопись, может, ещё передумают строить эту халабуду.
Мельников посмотрел на меня мрачно, явно не оценив иронии.
— Эх, Леонид, дорогой мой человек! Твоими бы устами, да мед хлебать. Потому что и без этого чуда-юда строек у нас разных — масса! И всё это одновременно! Трамвайные пути заменяю троллейбусными линиями, под ними Мосводоканал роет траншеи для труб, рядом Мосэнерго тянет кабель. Никто друг с другом не сверяется. Бардак — ужас! Дорожники кладут асфальт, а через неделю связисты ломают его ради кабеля. Метростроевцы пробили шахту, а подключить не могут — энергетики план перенесли на другой квартал. Дом стоит без крыши, потому что железнодорожные платформы заняты под вывоз грунта со стройки Дворца Советов! Лебедь, рак и щука, а не плановое хозяйство!