Я указал на приземистый, мощный истребитель-биплан И-5.
— Вот эта машина Поликарпова — хороший, надежный агрегат, но ее двигатель воздушного охлаждения уже исчерпал свои возможности. Самолет еще выпускается, но уже устарел. А вот Владимир Яковлевич Климов в Рыбинске сейчас заканчивает доводку французского мотора «Испано-Сюиза». Это двигатель водяного охлаждения, мощный, высотный. Уверен, именно он станет сердцем для будущего скоростного истребителя, который сможет догнать любой бомбардировщик. Как только конструктор Шпитальный выдаст нам авиапушку, он будет делать мотор-пушку на ее основе. Аркадий Дмитриевич Швецов в Перми осваивает американский «Райт-Циклон». Это мощнейшая «звезда» воздушного охлаждения, простая и надежная. На ее основе мы создадим массовый штурмовик и скоростной бомбардировщик. А Александр Александрович Микулин работает над собственным двигателем М-34 — это даст нам высотные двигатели для тяжелых машин.
Сталин слушал, не перебивая. Его интересовали не столько детали, сколько система, общая картина.
— Но двигатель — это только половина дела, — продолжал я. — Благодаря системной работе Центрального аэрогидродинамического института, мы уже сейчас имеем готовые, отработанные технологии, которые изменят облик наших самолетов. Мы создали и испытали винт изменяемого шага — это как коробка передач для самолета, она дает максимальную тягу и на взлете, и на большой высоте. Мы отработали конструкцию убираемого в полете шасси — это сразу плюс десятки километров в час к скорости. Мы, наконец, создали компактную и мощную авиационную рацию, и скоро каждый наш истребитель станет не просто одиноким бойцом, а частью единой, управляемой из командного пункта стаи. В ЦАГИ разработана номенклатура профилей крыла, в том числе и ламинарных. Разработана типовая кабина истребителя, много авиаприборов, электроусилители, элементы механизации крыла. В общем, сейчас усилиями ЦАГИ, ЦКБ и ряда КБ авиазаводов мы создали оборудование, что станет основой нашего прогресса в следующей пятилетке.
Я говорил о сложных вещах простым, почти плакатным языком, понимая, что для этих людей важны не технические нюансы, а конечный, реальный результат.
— Через два года, товарищ Сталин, наша авиация будет совершенно другой. Она станет быстрее, выше и намного лучше вооруженной.
Сталин остановился и посмотрел на меня своим тяжелым, пронзительным взглядом.
— То есть мы с товарищами в Политбюро так понимаем, что ви, товарищ Брэжнев, примэнили к авиации тот же подход что и к станкам: разработали агрэгаты, и теперь будете строить самолеты. Харашо, таварищ Брэжнев. Убедительно.
Он повернулся к водителю своего черного открытого «Паккарда».
— Паехали посмотрим вблизи. А вы, — он кивнул мне, — садитесь сюда. Продолжите ваш рассказ.
Я сел на заднее сиденье рядом с ним. Дверца захлопнулась, отрезая рев моторов и восторженные крики толпы. Дора, Ворошилов, Алкснис и остальные остались стоять у трибуны, провожая нас взглядами.
Черный «Паккард» медленно катил вдоль взлетного поля, и в наступившей относительной тишине салона, нарушаемой лишь приглушенным рокотом мотора, разговор продолжился. Машина остановилась напротив самого большого самолета на поле — гиганта ТБ-3. Возле его огромного двойного шасси нас уже ждал Андрей Николаевич Туполев. Вид у него был взволнованный и немного мрачный.
Когда мы вышли он тотчас же подошел к машине, и после короткого, сдержанного приветствия, не теряя времени, с плохо скрываемой обидой обратился прямо к Сталину, демонстративно игнорируя меня.
— Товарищ Сталин, вот наша гордость, воздушный линкор 2-го класса ТБ-3. Но это уже освоенная машина. А есть ведь и новые разработки, куда более перспективные. Мы начали работу над самолетом ТБ-6, воздушным линкором 1-го класса, с гермокабиной и большой высотностью. Но товарищ Брежнев… — он бросил на меня короткий, злой взгляд, — считает эти работы несвоевременными и полностью прекратил финансирование! Единственные работы над сверхтяжелым самолетом, которые ведутся сейчас моим бюро — это агитационный самолет «Максим Горький». И то, возможно это лишь по той причине, что деньги на него собирает по всей стране журналист Кольцов со своим комитетом. Народный энтузиазм — это, конечно, хорошо, но он не заменит плановой государственной работы.
Сталин молча перевел взгляд на меня, ожидая ответа. Приходилось мириться с этой затеей Михаила Кольцова. Пропагандистский эффект от «самого большого в мире самолета, построенного на народные деньги» был слишком велик, чтобы идти против него, хоть сердце и обливалось кровью при мысли, сколько дивизионных гаубиц или истребителей можно было бы построить на эти шесть миллионов.