Техник замер с открытым ртом. Из-за его спины вышел Григорий Александров и с изумлением посмотрел на меня.
— О, да вы, товарищ, разбираетесь в этом? — в его голосе прозвучало неподдельное уважение.
— Приходится разбираться во всей технике, товарищ режиссер, — улыбнулся я.
— Ой, Утесов, Утесов! — вдруг засуетилась жена. — Лёня, я пойду возьму автограф!
— Конечно, ступай! — усмехнулся я.
В этот момент к нам подошла та самая красивая актриса. Теперь, при свете дня, она выглядела еще более ослепительно.
— Вы нас вчера не слишком ругали за шум? — спросила она, и в ее серо-голубых глазах плясали смешинки.
— Что вы, — ответил я. — Победителей не судят. Тем более, если они создают такие замечательные фильмы.
Она удивленно вскинула брови.
— А вы уже знаете, что фильм будет замечательным?
— Я в этом уверен. Простите, никак не могу припомнить: ваше лицо кажется мне знакомым, но где мог видеть…
Женщина рассмеялась серебристым переливчатым смехом.
— Нигде! — коротко и просто ответила она. — Это мой дебют.
И тут только я вспомнил, кто она. Черт. Да я идиот! Это же Орлова, будущая звезда советского кино. Ну я заработался, реально ничего вокруг не замечаю…
— Должно быть, это непросто: дебют, и сразу — одна из главный ролей! — пытаясь сгладить неловкость, произнес я.
— Да, съемки были нелегкими, — вздохнула Орлова, но в ее голосе не было усталости — скорее, гордость. — Мой дебют в музыкальной комедии оказался боевым крещением. Моя героиня Анюта не только выполняла обязанности домработницы, но еще и сражалась со стадом коров, скатывалась по лестнице с подносом, падала вместе с забором, ездила верхом на быке… Но все это неважно, когда рядом такие люди, как наш замечательный режиссер! А еще композитор — Исаак Осипович Дунаевский. Он вместе с поэтом Лебедевым-Кумачом подарил нашему фильму и, надеюсь, зрителям, чудесную музыку. Приходите в кинотеатр, не пожалеете!
— А когда выйдет фильм? — уточнила подошедшая Лида. — Просто я боюсь, что к тому времени уже буду с малюткой на руках и не смогу вырваться в кинотеатр!
— Вот как? — Орлова окинула Лидину фигуру быстрым взглядом, и в голосе ее проскользнул едва заметный холодок. — Ну что же, надеюсь у вас все будет благополучно!
В этот момент к вилле подъехал легковой автомобиль и несколько автобусов для съемочной группы. Началась суета прощания.
— Что ж, нам пора, — сказал Александров, пожимая мне руку. — Спасибо за понимание.
Орлова тоже протянула мне свою тонкую, прохладную руку.
— Надеюсь, мы еще встретимся в Москве, Леонид Ильич. Было очень интересно с вами познакомиться.
Возможно, мне показалось, что она задержала мою руку в своей на долю секунды дольше, чем это принято. Затем она легко повернулась и села в машину. Автобусы, фыркнув моторами, тронулись с места, увозя этот маленький, шумный и талантливый мирок обратно в Москву, в его привычную стихию.
Прошло несколько дней. Шумная суета отъезда кинематографистов сменилась тихой, размеренной жизнью элитного курорта. Дни текли лениво и безмятежно. Мы завтракали на веранде под пение цикад, потом шли на почти пустынный пляж, где Лида, прячась под большим тентом, читала книгу, а я часами лежал у кромки воды, позволяя солнцу и морю вымывать из головы накопившуюся усталость. После обеда — обязательный «тихий час», а вечером — долгие, неспешные прогулки по парку санатория, среди гигантских пальм и цветущих магнолий, чей сладкий, дурманящий аромат становился особенно сильным в сумерках.
В один из таких вечеров, гуляя по набережной, мы увидели небольшую группу людей в военной форме, вышедших из соседнего, военного санатория. Они о чем-то оживленно спорили, жестикулируя. Когда они подошли ближе, я узнал в высоком, подтянутом командире с резкими, волевыми чертами лица Иеронима Петровича Уборевича.
Он тоже заметил меня, и его суровое лицо осветилось удивленной, но искренней улыбкой.
— Леонид Ильич? Какими судьбами! И вы здесь!
Мы тепло, по-мужски, обнялись.
— Решил вывезти жену к морю, — я представил ему Лиду. — А вы, Иероним Петрович, я смотрю, тоже на отдыхе?
— Какой отдых? — махнул он рукой. — Совещание у замнаркома. Собрали всех командующих округами, обсуждаем итоги летней учебы.
Он познакомил нас со своими спутниками. Завязался общий, светский разговор, но вскоре Уборевич, взяв меня под локоть, отвел чуть в сторону.
— А я вас часто вспоминаю, Леонид Ильич, — сказал он, понизив голос. — Особенно ваше выступление по артиллерии и по танкам. И вот что я вам скажу… — он на мгновение замолчал, — чем больше я смотрю на наши войска, тем больше убеждаюсь в вашей правоте.