— Роберт Людвигович, — сказал я, когда он закончил. — С точки зрения чистой аэродинамики такая схема, и правда, оптимальна.
Он благодарно кивнул, ожидая, что я приму его предложение.
— Но, — я сделал паузу, — мы строим не рекордный самолет, а боевой. И я задам вам один простой вопрос. Что станет с вашей прекрасной системой после обстрела?
— Она прекрасно выдержит обстрел! Конечно, пар из простреленного крыла начнет уходить, но пар — не вода, утечка далеко не сразу опустошит систему охлаждения. По нашим расчетам, на 10–15 минут его хватит — этого достаточно, чтобы выйти из боя и приземлиться на своей территории…
— Простите, — перебил его я — а вы как считали? Из какого диаметра пули вы исходили? Винтовочного калибра?
Бартини кивнул.
— Ну так я вас огорчу. Уже в недалеком будущем самолеты будут вооружать крупнокалиберными пулеметами и скорострельными орудиями.
Бартини нахмурился, собираясь ответить, но я не дал ему.
— А мы, товарищи, должны ориентироваться даже не на пулеметы. Мы должны думать о том, что через два-три года основным вооружением истребителей станут 20-миллиметровые автоматические пушки. Один-единственный их снаряд с разрывным зарядом, пробивший ваше крыло-конденсатор, вызовет мгновенную разгерметизацию всей системы. Это не дырочка в семь с половиной миллиметров, нет! От разрывных снарядов даже в металле получаются дыры размером в две ладони. Давление пара упадет, вода перестанет возвращаться в двигатель. Мотор заклинит через минуту. А кроме того, при эксплуатационных нагрузках герметичность швов нарушится, и крыло начнет «парить» даже без боевых повреждений. Так что ваша система, при всем ее аэродинамическом совершенстве, абсолютно не боеспособна.
Бартини молча отошел от доски. Его красивая теория разбилась о жестокую прозу войны.
— Нет, товарищи, — заключил я. — Мы пойдем другим путем. Более сложным, но более надежным. Вместо воды мы будем использовать высокотемпературную охлаждающую жидкость — этиленгликоль. Это позволит нам уменьшить требуемый объем системы, а значит, и размер радиаторов. А сами радиаторы мы уберем из-под фюзеляжа и разместим в самом аэродинамически чистом месте — в передней кромке, в носке крыла. Да, это усложнит конструкцию крыла. Но это резко снизит лобовое сопротивление и повысит боевую живучесть.
Я снова обвел взглядом притихших конструкторов.
— И еще одна задача для размышления. Реактивный момент от винта такого мощного мотора будет огромным, самолет будет постоянно стремиться накрениться влево. Нужно искать аэродинамические способы компенсации этого момента. Подумайте вот над чем. Что, если сделать радиатор в левой плоскости крыла большего размера, чем в правой? Возможно, разница в их лобовом сопротивлении поможет нам частично парировать этот уводящий момент.
Конструкторы молчали, переваривая эту нетривиальную, но абсолютно логичную инженерную мысль. То, что идею эту я подрезал у «Мессершмидта», когда в детстве собирал модельку Ме-109, я им, конечно, не рассказал.
— Итак, товарищи, — я обвел взглядом уже порядком уставших конструкторов. — Мы определили облик будущего истребителя. Теперь главный вопрос — кто будет его строить?
В зале повисла напряженная тишина. Каждый из присутствующих — Поликарпов, Сухой, Петляков — мысленно примерял на себя эту роль. Понятное дело — ведь это был жирный шанс войти в историю. Среди всех особо выделялся тревожный взгляд Яковлева. Мысли его были понятны — ведь я уже обещал ему место генерального. «Неужели ты передумал?» — говорили его глаза.
— Никто, — сказал я, и по рядам пронесся недоуменный шепот. — И одновременно — все.
Я развернул на доске заранее подготовленный большой лист ватмана со схемой.
— Товарищи, мы не можем позволить себе роскошь внутренней конкуренции и распыления сил. Поэтому мы не будем создавать пять разных прототипов. Мы создадим один. Но в его разработке примут участие все лучшие умы страны. Мы создаем временную структуру — Специальное конструкторское бюро номер один, СКБ-1.
Взяв мел, я стал быстро чертить на доске.
— Вот его структура. У самолета не будет одного главного конструктора в привычном понимании. Будет системный архитектор в моем лице, отвечающий за общую концепцию и увязку всех систем. Но за каждое направление будет отвечать свой отдел во главе с лучшим специалистом в этой области.