— Леонид Ильич, здравствуйте, — ее голос был высоким и мелодичным, как звон колокольчика. — Я очень рада вас здесь видеть. Как здоровье вашей супруги? Надеюсь, все хорошо?
— Спасибо, Любовь Петровна, — я чуть растерялся от ее прямоты. — Она в больнице. На сохранении. Но врачи говорят, что все будет в порядке. Роды ожидаются в марте.
— О, это замечательно! — ее лицо искренне просветлело. — Передавайте ей от меня привет и самые добрые пожелания!
Она улыбнулась и отошла. Я проводил ее взглядом и, обернувшись, наткнулся на взгляд Доры. Она стояла рядом и слышала весь наш короткий разговор. Улыбка, еще минуту назад игравшая на ее губах, исчезла. Она не нахмурилась, нет. Черты ее лица не изменились, но оно вдруг стало неподвижным, застывшим, как у фарфоровой куклы. Улыбка превратилась в стеклянную, вежливую маску, а в глубине ее темных, огромных глаз на мгновение вспыхнул и тут же погас какой-то холодный, жесткий огонь. Это длилось лишь секунду. Но в этот момент я с абсолютной, леденящей ясностью понял, что она не знала о беременности Лиды. И новость эта стала для нее ударом.
На следующий день в секретариате мне сообщили, что Дора написала заявление об увольнении с поста моего секретаря.