Нандо ищет хоть какой-нибудь проблеск в глубине своего рассудка и находит только миражи, предположения, сомнения и бессмыслицы. Если они хотят убить Нарсисо, зачем Мани сообщает об этом? Или у них другие намерения, и звонок должен запутать противника? И почему звонит лично Мани Монсальве? Исключительно ради какой-нибудь хитрости? Нандо смотрит на Северину, по-прежнему стоящую возле него, но не говорит ей, что сказал Мани. Он только спрашивает:
– Верить ему или не верить?
– Верь.
– Тогда надо найти Нарсисо.
В это момент Нарсисо может быть где угодно – в баре, ресторане, на петушином бою, в кегельбане, на пирушке или распевать серенаду – ничего не подозревающий и пленительный, под прицелом вражеского оружия. Как добраться до него раньше, чем его настигнет смертельная пуля? Северина знает ответ: Сан Антонио. «Вот сейчас поставлю Сан Антонио вниз головой».
– Есть в квартале такая старая традиция. Кто бы что ни искал, работу ли, жениха ли, или потерянный ключ, надо поставить вверх ногами изображение этого святого, а когда его снова поставят на ноги, он находит искомое.
– А в этом случае как, помогло?
– Сан Антонио сотворил им чудо. Спустя полчаса Нарсисо явился домой, по собственной воле – никто не искал его и не звонил ему – весь благоухающий и разряженный, потому что зашел он домой по пути на вечеринку к своей подружке-модели.
Прямо в парадную дверь входит Нарсисо Барраган, Лирик, в белом фраке с гарденией в петлице, сияющий и смеющийся, только что из турецких бань и после японского массажа, знать не знающий об опасности и далекий от какой бы то ни было войны. В фиолетовом «Линкольне» – цветы и шампанское ко дню рождения тоненькой куколки, которую он хочет пленить.
– С Новым годом! – кричит он суровым воякам своего брата, – на дворе разгар августа, – и идет мимо них, легко вытанцовывая развеселую кумбью.[45]
– Он что, не знал, что это день «зет»?
– Знал, конечно, просто прикидывался психом.
Он встречает Северину, нагнувшись, звонко целует ее в лоб, просит, напевая, приготовить себе тарелку риса с молоком и уже намеревается исполнить следующие па своей кумбьи, как на него наваливается огромная туша Нандо, лишив возможности двигаться.
Нарсисо брыкается, пытаясь освободиться, теряет мокасины, кричит и ругается, его дивные глаза мечут молнии. В процессе бесполезного сопротивления он пачкает свой фрак, рассыпает лепестки гардении, напрочь портит прическу под Гарделя. Но Нандо безо всяких объяснений, не дав ему вздохнуть, хватает его и тащит в подвалы, где передает Макаке с приказом:
– Не выпускай его отсюда до утра.
Макака стискивает Нарсисо, поставив его лицом к стене, упирается коленом ему в поясницу, приставляет к затылку дуло своего «Сан Кристобаля» и повторяет в самое ухо с наихудшей своей интонацией:
– Ты все слышал. До утра отсюда не двинешься.
– После звонка Мани Нандо Барраган изменил стратегию. Он уже не собирался охотиться на врагов по отелям, потому что главное было бросить все силы на защиту дома, а точнее Насисо, находящегося в доме. Когда Монсальве явятся за ним, они вынуждены будут осадить крепость и взять ее штурмом. Если им это удастся. Намечалось большое сражение, самое зрелищное из всех, и мы, мальчишки квартала, тоже хотели поучаствовать. Так что мы примкнули к Барраганам и помогали им строить на соседних улицах укрепления из булыжника, ящиков, камней, старой мебели, мешков с песком.
Он занимает пост главнокомандующего объединенной армией Зажигалки и присутствует повсюду одновременно, точно Дух Святой, организуя возведение баррикад, расставляя снайперов, создавая пикеты, военные советы, команды смертников, авангард и арьергард. Ни одна мелочь не ускользает от единоличного господина и хозяина войны.
* * *– Всякий раз, как наступал день «зет», на Зажигалке начинался переполох. У Барраганов была возможность защищаться и обороняться. Их женщины и дети укрывались в подвалах, под надзором Макаки, а сами они шли встречать Монсальве лицом к лицу. Но остальных жителей квартала охватывала паника. Нам некуда было идти, и некого просить о помощи, и мы проводили бессонную ночь в ожидании худшего.
Самая долгая из таких ночей была эта, когда прокатился слух, что враги идут в наш квартал за Нарсисо Барраганом. Мальчишки со скандалом требовали у родителей пустить их повоевать, а старшие, выжидая, запирали нас в кухнях. Приходской священник и послушницы вышли к народу, точно пророки Апокалипсиса, говоря, что если мы не выдадим Нарсисо, то Монсальве, как ангелы истребители, будут ходить из дома в дом, обезглавливая первенцев. Мы им поверили, да, настал Страшный Суд. Но как могли мы выдать Нарсисо, если его у нас не было? Самые отчаянные подбивали нас всем вместе атаковать дом Барраганов, захватить в плен Нарсисо и выдать его Монсальве, чтобы их утихомирить. Но на поверку против Барраганов никто не смел и пальцем шевельнуть. Если мы боялись врагов, Монсальве, то перед друзьями, Барраганами-то, мы трепетали. Единственный во всем квартале, кто сохранял спокойствие, был Бакан. Он посмотрел вокруг ничего не видя, закрыл свои белесые ясновидящие глаза, и вернулся к нескончаемой партии в домино. Его друзья, забойщики, не дрогнув, составили ему компанию на всю ночь.