— Хочу тебя спросить кое о чем.
— Спрашивай, — отозвался Мышонок, снова полный недоверия: что-то этот тип опять задумал?
— Ты ведь коммунист?
Этого Беньямин не ожидал. И, как ни странно, вопрос мужика, заданный с тревогой и подозрением, наполнил его сердце радостью: он наконец получил долгожданное признание от какого-никакого, но представителя народных масс. Вот оно, крещение огнем. Он улыбнулся.
— Да, товарищ. Я коммунист. И теперь ты знаешь, как поступают коммунисты. Подумай об этом. Присоединяйся к нам, товарищ. Тебе ведь нечего терять, кроме оков, связывающих тебя с прошлым.
Лодочник смотрел на него растерянно. Явно не понимая, о чем говорит парнишка, он вздохнул, потряс головой и вернулся к лодке. Мышонок двинулся вперед.
Инструкция на всех этапах пути действовала на удивление четко, так что Мышонок скоро оказался в набитом до отказа вагоне второго класса на пути в Прагу. Война заставила сняться с места население целых поселков, беженцы, лишенные крова, странствовали по Европе, ища, где бы укрыться.
Это было парадоксальным образом на руку Беньямину. В толпе легко затеряться. На одной из остановок в вагон зашел вооруженный патруль, но солдаты делали свое дело спустя рукава: проверяли документы не у каждого пассажира. Маленький Мышонок, скорчившийся в уголке, не привлек их внимания.
Но сам он никак не мог успокоиться. Ему казалось, что все только на него и смотрят, да еще и перешептываются: это соратник Троцкого, он выполняет опасное задание. Особенно его беспокоил толстяк в темных очках, сидевший неподалеку. Отчего он в темных очках? Явно русский или немецкий секретный агент. Повернувшись лицом к Мышонку, тип сидел неподвижно, не выражая никаких чувств. Мышонок до того разнервничался, что собрался было пересесть в другой вагон, но за сто километров до Праги поезд сделал остановку на большой станции. Толстяк встал. Взяв под руку какую-то женщину, он нетвердой походкой направился к выходу, опираясь на трость. Слепой, с облегчением выдохнул Мышонок. И вдруг, от усталости и напряжения, уснул.
Тут же ему начал сниться смутный и тревожный сон. Будто он в синагоге, вокруг много народу. Раввин оборачивается к нему, но это не раввин, а Троцкий — Троцкий в молитвенном покрывале, в синагоге, с чего бы? Вдруг все, кто был в синагоге, набросились на Мышонка с криками «Мошенник! Мошенник!» и начали выталкивать его за дверь, а тем временем Троцкий с возвышения смотрел на него с упреком. Мышонок сопротивлялся, не выгоняйте меня, я с вами, я коммунист…
Он проснулся оттого, что кто-то тряс его за плечо. Это был контролер:
— Вставай, парень, приехали.
— Что?
Ошеломленный Мышонок не мог понять, о чем ему говорят.
— Мы в Праге. Прага! Разве ты не в Прагу ехал? Давай, выходи из вагона.
С трудом соображающий, не отошедший еще ото сна, Мышонок схватил с багажной полки чемодан и устремился к дверям. Выйдя из здания вокзала, он оказался в Праге и, застыв в изумлении, уставился на освещенный город — было десять вечера, повсюду сияли огни, — на толпу, на автомобили, на трамваи, на огромные здания. Для того, кто никогда не выезжал из родного местечка, зрелище было восхитительным и пугающим. Мышонок, разумеется, дрожал от страха, но одновременно и ликовал: получилось. Несмотря ни на что, преодолев все преграды, он добрался до цели. Теперь сомнений не было: каким бы ни оказалось задание, он с ним справится. И ему уже мечталось, как, вернувшись назад, в Черновицкое, он рапортует Ёсе: товарищ Иосиф, я оправдал оказанное мне доверие. Мало этого: он был уверен, что Ёся когда-нибудь приведет его к Троцкому и скажет с гордостью: товарищ Троцкий, это Беньямин, настоящий друг, выдающийся революционер, способный выполнить любое, даже самое трудное, партийное поручение.
«Терминус» располагался недалеко от вокзала; Мышонок пошел пешком, снег падал ему на плечи. Гостиница нашлась скоро. Это была маленькая неопрятная гостиница, с фасадом, украшенным зловещими горгульями. Вид удручающий, но Мышонок был не какой-нибудь турист, приехавший, чтобы провести отпуск с комфортом, у него было задание. Он вошел. Человек за стойкой, лысый толстяк с черной повязкой на левом глазу, глядел на него недоверчиво:
— Тебе чего? — спросил он по-немецки.
Наглый тон толстяка смутил Мышонка.
— Я только что приехал… У меня забронирован номер…
— Номер, — толстяк с явным неудовольствием открыл книгу в черной обложке. — И на чье же имя, позволь узнать?