Но сейчас Лион был опасен. Что, если он увидит ее? Ведь узнает же, точно узнает! И даже если захочет помочь — не сможет, как не смог помочь Люции. Свобода, которая сопутствовала генеральскому чину, мало отличалась от свободы кошек-служек. У него не будет выбора, да и вряд ли бы он стал выбирать. Одно дело, когда враг сидит в клетке и слушает все, что тебя тревожит, но совсем иное — враг на свободе.
Тем не менее, кошка шла на запах пряного кофе, намереваясь хотя бы узнать, что нужно генералу в Инузоку.
#28. Камни возопиют
Белоснежные стены госпиталя навевали тоску, а неприятные запахи лекарств как будто оседали в легких безысходностью. Ворону больших трудов стоило отодвинуть воспоминания о больнице — в детстве он слишком часто болел.
— Она пришла в сознание, но ее состояние все еще оставляет желать лучшего, — медбрат старался не смотреть Рауну в глаза. — Раны от такого оружия плохо заживают, понимаете.
— Мне нужно с ней поговорить, детали выздоровления меня не касаются, — ворон хотел было добавить, что охотница пострадала от рук Алисы, когда хотела ее убить, но передумал. Слухи слишком быстро распространяются. Медикам хватит и того, что исполняющей обязанности Лиона здорово досталось.
— Да, конечно, но недолго.
Раун усмехнулся. Все равно ни у кого из них духа не хватит прервать их беседу и попросить его на выход. Он поправил песочные часы, что держал под мышкой, и шагнул за дверь.
Кирана выглядела задумчивой — смотрела на свои бескровные руки, что-то бормотала под нос. Раун постучал костяшками пальцев по дверному проему, привлекая ее внимание. И олениха подняла перебинтованную голову.
— Я убила ее? — только и смогла она прошептать, кивнув на часы в руках Рауна.
— О, нет, — спохватился он и, подойдя, поставил часы на прикроватный столик. — Это Хильда. Я подумал, тебя это взбодрит.
Кирана дрожащей левой рукой подхватила сосуд, перевернула и прижала к груди.
— Спасибо, — едва слышно прошептала, морщась от боли, край песочных часов врезался в бок.
— Твоя жажда мести поостыла? — ворон сел на самом краю кровати, опустив крылья за изножье.
— Нет, — отозвалась олениха и, поведя плечом, повернулась к зашторенному окну. Бледные лучи солнца едва пробивались сквозь занавески, окутывая белоснежную комнату дымкой. — Теперь я еще сильнее уверена в своей правоте.
— Вот как, — Раун удивленно вскинул брови.
— А ты на меня посмотри, — косо ухмыльнулась Кирана. — Я не чувствую правую руку — она распорола мне ее своим треклятым клинком. Дышать больно, на бок я лечь просто не могу. На ступнях порвала сухожилия этим чертовым шкафом. И сотрясение — да. Как проснусь — тошнит, голова раскалывается. Как будто она ножом своим в черепушке моей водит, — ее передернуло. — Как видишь, я не представляю для нее ценности, раз я просто солдат. Так нельзя.